Форум

Давайте сыграем в "чёрную" критику, для чего нужно разместить в этой ветке свой рассказ, тематический или нетематический. Только предлагаю для этой игры небольшие тексты, чтобы времени на чтение уходило немного.

Напоминаю правила "чёрной" критики:
1. Честное выявление отрицательного в рассказе, даже его усиление, но без перехода на личность автора, без желания его обидеть.
2. Форма выражения чёрной критики может быть любая – от академичной до лёгкой, даже на грани «оторва», можно с экспрессивной лексикой, но без грубостей, глумления и ёрничества.
3. Автор понимает, что это игра, но, с другой стороны, и своеобразная помощь, иначе кто ему скажет о недостатках, поскольку вне игровой ситуации есть опасение обидеть автора.

Две нетематические фантастические миниатюры для игры:

Огонь и кровь

Огненная река текла за ними, слизывая жухлую траву, оставляя обугленные стволы, заполняя воздух чёрной гарью. Дух огня изгонял из нор животных, с треском разрывал сухие ветви, с воем и хохотом плясал в языках пламени. Илигин не боялся за себя: он, воин, не раз видел демона смерти и успел привыкнуть к его жгучему дыханию, но Мичил, этот юнец, который напросился с ними и которого он спас от стрел манегров? Сможет ли он бежать быстрее оленя день и ночь по таёжным тропам? Хватит ли сил ему продираться сквозь цепкие обомшелые ветви старого ельника до спасительных перекатов Олёкмы? Но Мичил мчался наравне с ним, его дыхание оставалось лёгким, а ноги скорыми.
Как только показалась река, оба прыгнули с разбега в ее ледяные струи, зная, что духи воды остановят огонь, а тот повоет и затихнет в чёрных ранах земли.

Летящая по камням вода с силой захлестнула и чуть не сбила с ног. Удерживая мёртвой хваткой Мичила, не давая ему сорваться в стремнину, Илигин чутьём охотника и воина находил путь по склизким, обманчивым камням. На берегу он с трудом стянул набрякшие водой пимы, бросился навзничь, вытянулся в полный рост, и усталость глыбой придавила его, едва давая вздохнуть. Он закрыл глаза – и ожили картины недавней схватки, в которой воины, что привёл за собой Илигин, отомстили манеграм за смерть его брата. Они шли тайными тропами до их селения, закидывали арканы на яранги, сдёргивали их с места, выпускали огненные стрелы в спины бегущих. Потом огонь, ощерясь красной пастью, бросился в тайгу, и вряд ли кто-то смог спастись.
Илигин не удержал стон.

– Мы отомстим за них! – тут же отозвался Мичил. – Ты научишь меня всему, что можешь сам, – и осенью мы вновь пойдём туда!
– С кем мы пойдём? Твои речи полны огня, но не ума. Месть пожирает нас, никто уже не помнит, с чего всё началось, но каждую осень мы идем мстить – и мало кто возвращается назад.
– Илигин, ты великий воин, ты один стоишь десятка манегров! Ты спас меня – и я не подведу! – Мичил в знак благодарности коснулся ладонями щиколоток Илигина.
Когда юнец поднял глаза и посмотрел так восхищённо, преданно, в сердце старого воина ворохнулось тепло. Так, наверное, мог смотреть на него сын, если бы жена успела родить его до своей гибели. Он вспомнил её кровь на ржавой траве. Это было три осени назад. Да, этот чистый, смелый мальчик сделает всё, чтобы огонь мести не потух.

– Ложись спать, потом мы сменимся.

Илигин достал свой нож, на лезвии которого тёмными разводами запеклась кровь. Если бы он был охотником, как мечтал, это была бы кровь медведей, лосей или оленей. Но он воин. И это – кровь людей. Он подошёл к реке, омыл лезвие, и красные змеи помчались вниз по перекатам.

Мичил спал на лапнике, подогнув колени и положив под щёку руки. Илигин долго стоял над ним, стоны рвались из груди, но он давил их. Зачем его будить? Во сне легче уйти к Нуми-Торуму.

Когда утром Мичил проснулся, он увидел старого воина лежащим у воды. Окостеневшие пальцы крепко сжимали всаженный в грудь нож, а воды Олёкмы несли вниз красных змей.

Закрой окно, дорогая!

Лизонька была сумасшедшей. «Особенной», – обычно поправляла мама. «Психической», – сокрушались сердобольные соседки. Да сумасшедшей, чего уж там.
Разве мог кто-то, не будь он сумасшедшим, так вот запросто подходить к зловонной, липкой коже, что появилась однажды в проломе земли? Это был небольшой островок, окружённый комьями глины, подтаявшим снегом, и десятилетняя Лизонька, выйдя на прогулку, бросилась к нему, присела на корточки, погладила голой ладошкой и с улыбкой проговорила: «Ите, ите». «Смотрите», – помогла ей мама. Когда через год выяснилось, что островок растёт, живой, тёплый, дышащий, решили узнать его природу, но буровые установки отскакивали от поверхности, а Лизонька бросалась на рабочих с кулачками и гневно выкрикивала: «Ите! Ите!»

Ни огонь, ни кислота его не брали, с каждым годом он поднимался, с его бугристой кожи, как с гигантской горки, съезжали деревья, машины, скатывались многоэтажки. Люди пытались уехать, но оказалось, что некуда: повсюду, взламывая горы, превращая в щепки леса, поднимая в пыль песок пустынь, появлялись живые острова. Сделали снимки из космоса и убедились с ужасом, что это одно живое существо, поднимавшееся из недр земли, и острова – его глаза, лапы, часть хвоста и складки кожи. Разворашивая землю, оно освобождалось от неё, словно случайно засыпанный в детской песочнице жук. Но выбиралось оно медленно, за тридцать лет к нему привыкли, к тому же обнаружилось, что можно сэкономить на тепле. Даже имя ему нашлось – Ите.

***
Струя зелёной, пахнущей болотом слизи влетела в незакрытый проём окна. Олег зябко передёрнул плечами, брезгливо поморщился и, не отрываясь от экрана ноутбука, бросил в темноту квартиры:
– Закрой окно, дорогая!
– Что-то Ите сегодня разбушевался, как бы не проснулся Егорка, – в голосе Юли прозвучала досада, что ожидаемо, и тревога, а вот это лишнее.
Олег поспешил успокоить:
– Такое уже было в августе – ты помнишь? – засмеялся, вспоминая. – Помнишь, как уморительно кричала твоя подруга, как бишь её звали?
– Таня, – теперь и Юля, затирая зелёную липкую лужу на полу и орошая воздух освежителем, тоже засмеялась. – У неё еще ноготь тогда оторвался, а она недавно их приклеила. Некрасиво это смотрелось, когда, ну, когда…
– Да-да, некрасиво. Иди-ка глянь, какая милая мордашка у этого кота!

Супруги устроились на диване, но тут же оба оказались на полу. Весь дом качнуло, накренило, по стене змеисто побежала трещина, что-то заскрипело, упало, разбилось.
Олег бережно раскрыл спасённый от удара ноутбук, Юля прислушалась, не проснулся ли Егорка. Тревога опять мелькнула в её глазах, зазвенела в голосе:
– Олежка, мне кажется, мы…
– Дорогая, ты разве не доверяешь Лизоньке? Ну посмотри же, посмотри, вот её канал, вот блог, вот она с нашим мэром, с врачами, с учёными. Успокойся, будь разумной.

И только Лизонька в ту ночь не была спокойной. Постаревшая, измученная, она шептала: «Ите, ите». Но не было рядом мамы, которая помогла бы ей сказать: «Бегите», «Помогите» и, наконец, – «Простите».