Форум

Из машины меня вывели первой и, крепко держа за руки выше локтей, повели по проходу, образованному красными металлическими ограждениями, вдоль которого с обеих сторон стояли сотрудники полиции, к главной площади города. «Как будто праздник какой-то, а я в числе вип-персон с телохранителями. Только тех за руки не держат!» - мрачно подумала я, увидев на площади десять деревянных скамеек, которые были выстроены в два ряда по пять в каждом. Шесть из них были уже заняты: на них лежали привязанные за руки и ноги шесть парней: первая пара головами в мою сторону, вторая - головами к головам тех, а третья – ногами ко второй и головами в мою сторону. Я чисто автоматически отметила, что четверо из парней были в шортах, а двое в джинсах, но у всех они были спущены примерно до уровня колен. Трусы тоже. В другой момент меня бы такое зрелище вероятно заинтересовало, но не сейчас.

- Заголяй жопу и ложись на пузо твоей безмозглой башкой в ту сторону! – произнесла одна из моих конвоирш, когда они подвели меня к первой свободной скамейке, и махнула свободной рукой в сторону головы ближайшего ко мне парня. Я почувствовала, как «железная» хватка на моих руках слегка ослабла, чтобы дать мне возможность исполнить приказание.

«Как грубо! - иронично подумала я, впрочем и не ожидая от неё более вежливого названия частей моего тела. – Не дать ли дёру?! Да куда здесь удерёшь-то?! Только ещё больше опозоришься перед «уважаемой публикой»!» - за ограждениями собралось уже немало людей ожидавших первого в нашем городе публичного телесного наказания несовершеннолетних правонарушителей – закон о таковых был принят буквально несколько дней назад: «Девок привезли! Девок! Сейчас «концерты» будут!» - услышала я из толпы и, молча расстегнув пуговицу шорт и дёрнув вниз «молнию», спустила этот предмет одежды вместе с трусами до колен и легла на скамейку так, как перед этим велела одна из конвориш. Те, не теряя времени, деловито вытянули мои руки вперёд и привязали их к скамейке так, как будто занимались этим всю свою жизнь.

«Тренировали их, видать, немало», - мрачно подумала я, пока они привязывали к скамейке мои ноги.

- Роскошная у тебя задница, - услышала я шёпот от лежавшего головой к моей голове парня, когда мои конворши удалились к автозаку за следующей девушкой – в машине нас было четыре – ровно по количеству свободных скамеек.

- Твоя тоже ничего, но скоро обе будут полосатыми, - проворчала я в ответ, оценив его деликатность - то, что он не стал говорить о том, что наверняка видел меня не только с задней стороны.

- Твоя от этого менее роскошной не станет, - пробормотал он в ответ, но на нас прицыкнули вернувшиеся конворши, которые укладывали девушку на соседнюю со мной скамейку:
- Прекратить разговоры! Не положено! Хотите, чтобы увеличили наказание?! Вам мало?!

Мало мне не казалось, ему вероятно тоже, поэтому его шёпот я услышала только, когда привязывали четвёртую девушку: я догадалась о том, что ею была «пышка» лет пятнадцати, которая начала устраивать истерику ещё в автозаке и вынудила нас, остальных, пытаться успокоить её. Сейчас же её визгливое «Я не хочу, чтобы меня били! Да ещё и при посторонних! Не надо! Не хочу!» вызвало лишь хохот публики и «А закон нарушать хотела?!» от одной из конвоирш.
- И сама ты очень симпатичная. Давай в кафешку закатимся после того, как отпустят? - прошептал парень.
Я взглянула на него: да он был, как говорится, в моём вкусе, но…

- Ага. После сорока розог только в кафешке сидеть, - тихо ответила я, пользуясь суматохой с «пышкой». Её, судя по всему, пришлось укладывать силой: видеть я этого не могла, но слышала.

- Тебе сорок? Мне пятьдесят. Подождёшь меня возле фонтана за углом? Я знаю забегаловку, где можно стоя за столиком «посидеть», - продолжил настаивать он.

- Я некрасивой буду – зарёванной, - предупредила я.

- Думаешь, что у меня только зад покраснеет, а лицо - нет? – задал риторический вопрос он и посмотрел на меня таким взглядом, что я невольно подумала о том, что же такого мог натворить этот обаятельный и деликатный парень, за что мог оказаться здесь. И я только молча кивнула в ответ.

Затем мы в полной тишине (притихла даже наконец-то привязанная «пышка») выслушали говорящего через мегафон распорядителя наказания о том, что несовершеннолетние такие-то такие (десять фамилий и имён) за различные правонарушения приговорены судом нашего города к публичному наказанию розгами. Когда он закончил, рядом с каждой (насколько я, привязанная, могла видеть) из скамеек появился исполнитель наказания в маске, полностью закрывавшей лицо, и с пластмассовым ведром, из которого торчали прутья, в руке. Глухо стукнули вёдра о плитку площади, я ещё раз взглянула на парня и закрыла глаза в ожидании первого удара…

- Раз! – раздалось из мегафона, я успела подумать о нелепости этого слова: надо уж говорить тогда «Один!», через какую-то долю секунды ощутила на своей «роскошной заднице» что-то жгуче-горячее. Мой голос слился с ещё девятью голосами в едином вскрике, из которого я была ещё способна выделить визг «пышки» и приятный баритон того, кто лежал со мной голова к голове. Способность замечать что-либо, кроме очередной «горячей» розги, я утратила вроде бы после произнесённого распорядителем «Шесть!»

Первый перерыв состоялся после двадцати, когда отвязывали и отпускали через огороженный проход тех, кто были приговорены к минимальному наказанию. Я открыла глаза, чтобы посмотреть на парня, но ничего не смогла увидеть из-за заливавших глаза слёз. Второй – после тридцати…

После сорока меня отвязали и, кое-как натянувшую шорты, вывели за заграждения. Как вы думаете, куда я пошла? Да, к фонтану. А затем появился он, с лицом цвета варёного рака, заплаканными глазами и растрёпанными длинными волосами. Я встретила его поцелуями, чувствуя на губах его ещё не высохшие слёзы…

Так, дети, я познакомилась с вашим папой, и мы с ним не строим из себя «святых», хоть иногда и ругаем и наказываем вас!