Форум

Вы с ума сошли?
Как хотите, так и считайте
Раз на форуме появились любители бить малышню, то чем я хуже?

От шлепанца к пруту.
Анонимный автор.

Многие из родителей применяют "градуированную шкалу" орудий наказания при проведении порок. Кристофер тут описывает свой собственный опыт подобной смены домашних инструментов наказания.

Я воспитывался овдовевшей матерью. Когда мой папа помер, мы переехали к моей бабушке по матери - я, мои сестры и моя мама.

Бабушку очень беспокоило, что мы растем без отца, и она говорила моей матери: "Будь с ними жесткой, особенно с Крисом". Она всегда подстрекала мать, и я думаю, что иногда мама наказывала нас не потому, что мы того заслужили, а по просьбе бабушки.

До того как мы переехали к бабушке, мать изредка шлепала меня своей рукой. Шлепала она нас очень крепко, вполне достаточно, чтобы заставить нас кричать и извиваться, но все же не настолько, чтобы мы ее боялись. Когда мы переехали к бабушке, она вместо этого стала драть нас шлепанцем.

Шлепали нас после ужина. Нашалившего ребенка отправляли переодеться в его(ее) пижаму и затем принести стул из столовой в гостиную, там мама садилась на него и читала нотацию виновному ребенку, затем укладывала его к себе на колени и поколачивала слабо прикрытый зад шкодника тапочком из своей спальни.

Она делала это очень-очень долго под наблюдением бабушки и хороших детей. Эти удары были по-настоящему болезненны, настолько, что когда мне говорили, что меня отшлепают, у меня словно комок застревал в горле и выступали на глазах слезы, и я должен был просить прощения и обещать стать хорошим. Одна мысль о порке могла заставить меня расплакаться.

Мои мама с бабушкой всегда грозили нам поркой и предупреждали, что мы нуждаемся в хорошей трепке.

На каникулах мы посетили нечто вроде магазина антикварных вещей, и там мама обнаружила прут, настоящий прут для порки с ручкой, как у трости для ходьбы, очень тонкий и гибкий. Она купила его и сказала, что станет применять его к нам, если мы не будем слушаться, но так этого и не делала, и долгое время он оставался просто пугательным средством, висящем в коридоре на вешалке для пальто.

Мне было девять лет, когда я первым во всем семействе заработал порку прутом. В моей школе существовала система проверки выполнения домашней работы, требовавшая подписи родителя в дневнике домашних работ сразу, как только те были выполнены.

Однажды днем я так жаждал поскорее выйти поиграть на солнечный свет, что сделал только половину своих длинных математических задач на деление и показал их маме, сказав ей, что это все упражнение. Она расписалась в моем дневнике, и я вышел из дома играть, позабыв все о домашней работе и о школе - до следующего дня, когда мой дневник взяли на проверку.

Еще днем позже мне пришлось отнести маме записку от учителя, в которой ее просили проверять мою домашнюю работу и не принимать на веру мои слова, что та сделана.

Мама разъярилась и сказала мне, что по ее мнению я достаточно натворил, чтобы заслужить порку прутом. "Если вы еще когда-нибудь мне солжете или не подчинитесь, я исхлещу вас до черных и синих полос," - говорила она нам, а я солгал и должен был быть высечен.

Она ждала, когда придет бабушка, и потом они сказали мне идти переодеться в пижаму и ждать в моей спальне. Я заплакал еще до того, как мама закончила свою речь. Меня уже секли прутом в школе по рукам, и я знал, что это будет очень больно.

Я ждал, сидя на своей кровати, и всхлипывал, а мама собрала девочек и сообщила всему семейству: "Крис соврал мне, умышленно сказал мне ложь. Он получит хорошую порку прутом".

Затем меня отправили сходить за прутом, и дверь закрылась, оставив меня наедине с мамой и этим самым прутом.

Она проделала настоящее театральное действо, прежде чем меня им ударить, согнув прут руками, когда разговаривала со мной, и хлестнув им по кровати. Закончив читать мне нотацию, она заставила меня взяться руками за щиколотки, cпустила с меня мои фланелевые брюки и выдала первый удар.

Не в силах поверить в то, насколько больно это оказалось, я вскочил и стал умолять ее остановиться, не бить меня снова. Но мама осталась непреклонна и позвала бабушку, которая уложила меня к себе на колени и крепко удерживала, пока мама наносила мне еще два удара.

"Это", - промолвила она, - "за вранье мне. Ты мне не повиновался. Я сказала тебе наклониться, и ты не подчинился мне. А эти будут за неподчинение." Еще три удара, которые она всыпала мне по-настоящему.

Я впал от этого в прострацию. Мои сестры рассказали мне, что, когда мама вышла, я был бледен, как простыня, и что я проплакал "несколько часов". Прут с этого момента стал реальной угрозой, и мы все время от времени им получали.