Форум

Дед Митяй и Гликерья Прохоровна. Первая порка Галины. Из цикла «Семейные традиции»

Намедни проснулся дед Митяй разбитый: с вечера тянуло сердце, всю ночь мучала бессонница, а под утро разболелась голова, и, едва задремав, не удалось ему проспать больше часа.
-Гликерья, - окликнул он жену, которой уже не было в кровати.
-Чего? - раздался из кухни неприветливый голос.
-Ну, подойди, чего? - буркнул в ответ дед Митяй, а про себя подумал: «Что-то недовольна с утра баба, весь день зудеть будет, тьфу!»
-Ну? - в дверях показалась Гликерия Прохоровна. Вытирая руки об выцветший фартук, она вопросительно смотрела на мужа.
-Чего смурная с утра, а? Уж не осерчала ли, что посечь вчерась отказался? Приболел я малясь, - подмигнув, игриво начал, было, дед, но, видя, что жене явно не до заигрываний, нахмурился. - Али случилось что?
-Случилось. Алёшка звонил, приехать просит, дело, говорит, неотложное. Сейчас вот щи дозреют и собираться буду, на утренний хочу поспеть, - она развернулась и выплыла из комнаты.
Дед Митяй принялся выбираться из кровати, попутно обдумывая сказанное супругой. Алёшка - старший из трёх сыновей был, пожалуй, самым серьезным, работящим, ответственным из всех; в детстве слушался, особенно не хулиганил, делал, что скажут - и по дому помогал, и по хозяйству, и за младшими присматривал. Женился поначалу на местной - розовощёкой крикливой Зойке, да что-то не заладилось у них: жили как кошка с собакой, детей не нажили и через пять лет разбежались. Тогда и подался Алёшка в райцентр, а там, спустя без малого три месяца, сошёлся с Мариной, с которой и жил вот уже двенадцать лет.
Гликерье новоиспечённая сноха не понравилась сразу.
-Уж больно тоща, - сетовала она мужу.
-И что, что тоща? Борщ что ль тебе из неё варить? - обрывал ее дед Митяй, - Алешке с ней жить, не нам с тобой, нравится ему - и не лезь тогда.
Но Гликерья не унималась. Ей казалось, что резкая, напористая Марина не пара ее мягкому по характеру, покладистому сыну. А особенно не нравилось ей, что взял он жену себе с прицепом - трехлетней дочкой Галей.
-Зачем тебе чужой ребёнок? От кого она ее нагуляла, знаешь ты? Может, у них алкаши в роду или ворье какое? Чего это, девки в городе перевелись? Вот смотри, Алёшка, подрастёт Галька, ещё даст вам жару.
Алексей слушал мать молча, время от времени поглядывая на отца и заручившись его поддержкой: дед Митяй махал рукой, мол, пусть говорит, а ты послушай да по-своему делай. Гликерья, заметив этот жест, обижалась:
-Э-ээх, давай, давай, дурень старый, потакай, нет бы взял, вон, прут да вложил ума-то через чего следует.
-Уж большеват сынок ума-то вкладывать, - смеялся дед.
Гликерья в сердцах снимала и кидала на стол передник и, развернувшись у двери, обращалась к сыну, тыча указательным пальцем ему почти в лицо:
-А ты! Смотри, будет по моему, не приходи тогда, не жалуйся. Сам будешь свои проблемы решать.
-А ну, цыц ты, баба! Накаркай ещё, - обрывал ее дед Митяй.
Так вот все разговоры и заканчивались. Со временем Гликерия Прохоровна немного успокоилась: Алёшка приезжал хоть и редко, но всегда с подарками, весёлый, разговорчивый; а когда спустя семь лет, родилась у Алексея и Марины дочка Алёнка, счастью ее не было предела.

Дед Митяй вошёл в кухню, помялся, думая, как начать разговор.
-Точно-то ничего не сказал? Заболел что ль али с девчонками чего?
-Чего сто раз спрашивать? - не поворачиваясь к нему, сухо буркнула Гликерия Прохоровна, - сама ничего не знаю, приеду - все расскажу.
-Ну ты это… вместе поедем.

До райцентра от села почти шестьдесят вёрст. Добрались Гликерия Прохоровна и дед Митяй к сыну уже после обеда. Дома Алёшка был один, да оно и к лучшему - спокойно поговорить, обсудить. Но не вышло ничего: как только Гликерия Прохоровна услышала, что дело все в Гале, как ошпаренная со стула подскочила:
-А я говорила! Я говорила, что так будет! Нахлебаешься ты ещё с ней! А ты? «Галюшка, Галочка, не наговаривай, мама…» Вот тебе и не наговаривай! - словно грозовая туча, подгоняемая порывистым ветром по небу, она металась по комнате, создавая длинной пышной юбкой беспорядочно движущийся воздушный поток.
-Да сядь ты, заполошная баба! - прикрикнул на нее дед Митяй, и Гликерья Прохоровна, негодуя от такой неслыханной наглости, открыла, было, рот, чтобы возразить мужу, но в это время домой вернулась Марина с Галей и Аленой.
-С приездом, - поприветствовала она родню. - А вы к себе, живо! - окрикнула притихших дочерей.

-Ну, рассказывай, сношенька, - сверкнула глазами Гликерия Прохоровна, усаживаясь на диван между мужем и сыном.
-Ой, прямо не знаю с чего и начать, - вздохнула Марина, - с Галькой совсем беда, не справляемся, от рук отбивается, слов никаких уже не нахожу. И все ведь хорошо было, а тут какой-то месяц - и как подменили ее: хамит, огрызается, учебу забросила, телефон из рук не выпускает, заткнет уши наушниками - и трава не расти, прям не знаю, чего и делать, - смахнув сбежавшую по щеке слезу, женщина ещё долго перечисляла все грехи распоясавшейся дочери, а когда замолчала, Гликерия Прохоровна, всем своим видом показывая, что другого развития событий она и не ожидала, поднялась с дивана.
-А ничего не сделаешь уже. Раньше надо было воспитывать!
-Мам, да подожди, - вмешался Алексей. - Марин, дальше расскажи.
-Вчера в школу вызывали. Ох, какой стыд! - чуть тише выдохнула Марина, - по математике четыре двойки за эту неделю! - она прикрыла лицо руками, едва заметно покачав головой.

Накануне Марина пришла в школу по вызову классного руководителя к концу шестого урока. Дождавшись звонка у кабинета математики, она заглянула в класс и кивнула Марианне Валерьевне. Та сделала приглашающий жест, и Марина вошла.
-Дети, все свободны. Галя, задержись, - учительница закрыла дверь на ключ сразу, как только последний ученик покинул помещение.
Марианна Валерьевна отчитывала Марину, как школьницу, с удовольствием наблюдая, как лицо женщины становится пунцовым, как пылают ее уши, как она время от времени мямлит «Я, конечно, в математике не очень сильна, но ведь мы же создаём все условия…» В висках у Марины пульсировало: «Двоечница! Скатилась до самых худших учеников! Безобразное поведение! Не выполняет домашнее задание! Сбегает с уроков!», ей казалось, что слова вихрем проносятся перед ее глазами, кривляясь и приплясывая, пока визгливое «Пороть!» не остановило эту бессмысленную чехарду. Марина недоуменно посмотрела на Марианну Валерьевну.
-Как вы сказали? Пороть?
-Конечно! А что ещё остаётся? Я, между прочим, не голословно утверждаю, а опыт имею, заметьте, положительный! - Математичка многозначительно подняла вверх указательный палец.
-Но ведь ей уже 15, - Марина повернулась и посмотрела на дочь: та, как ни в чем не бывало, покачивала головой в такт доносящейся из наушников музыке, явно не интересуясь происходящим, - и мы ни разу…
-И что, что 15? - Искренне удивилась Марианна Валерьевна, - Я своих детей и в 18 порола. И эффект очень даже впечатляющий: школа с золотой медалью, ВУЗ с красным дипломом, работа достойная и в личной жизни устроены! Марина…? - учительница приглушила голос и наклонилась ближе к женщине.
-Витальна, - выдохнула та.
-Марина Витальевна! Поверьте мне! И не сомневайтесь! Сегодня же выпорите как следует, сами или пусть муж. А лучше оба по очереди. И я вас уверяю: эффект не заставит себя ждать! Все! Идите!
Марина хотела ещё что-то возразить, но математичка замахала руками «идите, идите».

-Ну, вот, как-то так, - Марина посмотрела по очереди на всех слушателей, - и очень уж убедительна была Марианна Валерьевна.
Тягостное молчание на какое-то время повисло в воздухе. Первой нарушила тишину Гликерия Прохоровна.
-Так и выпороть! Чего тут ещё думать? И давно надо было, а то довели чуть ли не до отчисления из школы, а теперь слёзы льют! Детям порка завсегда впрок!
-Так я и не против! - Глаза Марины заблестели радостью найденной поддержки, - это все Алёша - жалко ему, видите ли, девочку, не может он, видите ли.
-Да не жалко! Тьфу ты! - Алексей подскочил с дивана, сунув руки в карманы, принялся нервно расхаживать по комнате. - Не могу я, понимаете? Не могу! Не моя девка, как я ее… да по голой… - он раздосадовано махнул рукой, - да ну вас! Бать, пойдём покурим.

Дед Митяй и Алёшка вышли на балкон, Гликерья Прохоровна и Марина остались в комнате.
-Ой, а чего же мы сидим? Может, чаю? Я чайник поставлю, - Марина подскочила и понеслась в кухню, следом за ней последовала Гликерья. Она неодобрительно следила, как суетится сноха, доставая чашки, роняет из дрожащих рук ложки, едва не рассыпает сахар.
-Марина! Успокойся! - прикрикнула.
Женщина села к столу, опустила голову на руки, тихо заплакала, зашептала:
-Какой стыд, надо же такое устроить! Неужели это я такую шалаву вырастила.
-Как-то уж ты больно… о дочери-то…- Гликерья Прохоровна принялась сама разливать чай по чашкам.
-А как? Как иначе-то?

На балконе дед Митяй сетовал сыну:
-И в кого ты только слюнтяй такой? Ты что, не можешь девок в узде держать? Маринка раз говорит, посечь Гальку - так, стало быть, заслужила она, матери-то видней. А твоё дело - дисциплина, строгость, чтобы боялись, знали чтобы, что не забалуешь, можно и по заднице схлопотать при случае.
-Да не могу я Гальку. Не моя ж девка-то…
-Да что ты заладил как попугай: не моя, не моя. Чай, почитай, двенадцать годков как родную растишь. Почти уж как и своя. А где любовь - там и строгость.
-Вот в том- то и дело, что почти. Не могу я. У меня и так на неё… того… - Алексей затушил сигарету, досадливо отвернулся в сторону.
-Чего «того»? - не понял дед.
-Сам знаешь, чего… - Алёшка стыдился смотреть отцу в глаза, но продолжил. - А она, как специально: маечка, шортики короткие и вот навиливает бедрами, и вот навиливает!
Дед Митяй многозначительно крякнул.
-Эвона как! - замолк, переваривая. - Тогда нельзя, никак нельзя, сынок. Может, и правильно ты говоришь, всё-таки чужая она тебе, ка бы своя-то - так, глядишь, и не было бы ничего.
Алексей молча кивнул.
-Пошли, решать чего-то надо.
Хлопнула балконная дверь. «А вот сама и предложи, вот увидишь…» - донёсся из кухни обрывок фразы, и воцарилась тишина.
-Ну чего вы тут, бабоньки? - дед Митяй уселся к столу, - чайку та нальёте?
Гликерья Прохоровна решительно направилась к выходу из кухни.
-Сначала надо дело сделать, а чаи дома будем гонять. Марина, зови детей.

В детской комнате царила тишина. Галя молча пролистывала ленту новостей в Фейсбуке, время от времени задерживаясь на некоторых публикациях и нажимая сердечки; Аленка расчесывала волосы кукле Даше.
-Тебя, наверное, в угол поставят. У нас так в садике ставят, кто плохо себя ведёт, - резюмировала она. Галя хмыкнула, ответив сестре кратким «угу, щаз».
Марина резко, без стука открыла дверь, и девочки вздрогнули.
-Галя! Быстро в зал! - она подождала, пока дочь нехотя поднимется и с надменным видом продефилирует мимо неё. - Алена! Ты тоже.

Галя вошла в комнату и сходу засмеялась.
-О! Чинное семейство в сборе! Мам, а чего бабу Любу и деда Колю не позвала? Некомплект.
Обстановка, и правда, напоминала театральную сцену. Предусмотрительно освободив диван, Гликерья и дед Митяй расселись в кресла, а Алексей встал у окна; рядом с ним, сложив руки на груди, встала вошедшая следом за дочерью Марина.
-Хватит кривляться, Галя! Шутки кончились. Ты вообще отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь? Конец третьей четверти, на носу ОГЭ, а у тебя двойка за тройкой, замечание за замечанием!
Галя продолжала ухмыляться.
-Предки, вы че? Че за кипиш? Решили коллективную промывку мозгов мне устроить? Мам, ты стримишь что ли? Прикол такой? Где камера? Куда смотреть?
-Розгами бы надо, - как бы между прочим произнесла Гликерья Прохоровна, - да где тут в вашем скворечнике, не развернёшься.
Галя почувствовала, как от лица отхлынула кровь, медленно повернулась.
-Ба, ты че? Какими розгами? Вы че там, в своём селе, совсем мозгами поплыли? Двадцать первый век на дворе. Вы ещё скажите, выпороть на конюшне, как дворовую девку.
Дед Митяй после откровений сына смотрел на внучку другими глазами. С прошлого лета, когда они последний раз виделись, она и правда изменилась: вытянулась ( наверное, не меньше 170 сантиметров- подумал), оформилась - налились соком бёдра и грудь, талия стала тоньше, а изящный изгиб спины не скрывал даже грубоватый форменный жилет. Короткая клетчатая юбка едва прикрывала попу, но давала возможность насладиться видом длинных стройных ног; даже собранные в две свободных косы белокурые волосы и обрамлённые густыми пушистыми ресницами огромные серые глаза говорили о том, что перед ними уже девушка, а не ребёнок.
Но стерпеть хамства дед Митяй не смог.
-Да тебя, кобылу такую, и надо было драть с самого детства! А то ишь, вымахала, а ни отца, ни мать ни в грош не ставит! Морду намалевать ума хватило, а что учиться надо - поди, и в голову не пришло? Вот они, ваши городские воспитания! - дед ткнул пальцем в направлении стоящих у окна Марины и Алексея.
Галя опять засмеялась, запрокинув голову.
-Че, дед, в органах слабость, за коликой – спазм, старость – не радость, маразм – не оргазм?
-Галя! - не выдержав, взвизгнула Марина. - Прекрати сейчас же! - она открыла дверцу платяного шкафа и, немного покопавшись, достала узкий чёрный ремень.
Алексей мельком глянул на лакированную кожу, внутренне передернулся, отвернулся.
-Ну вот что, Галя, заголяйся и ложись, - Марина посмотрела на свекровь, ища одобрения: та уверенно кивнула.
-Да щаз! - произнесла своё коронное Галя и направилась, было, к выходу, но, поднявшаяся за минуту до этого из кресла Гликерья Прохоровна, встала в дверном проеме, загородив внучке пути к отступлению.
Галя растеряно шагнула назад, повернулась.
-Да вы чего? Мам, ты серьезно что ли? Пап Леш, да скажи ты им! - девушка переводила взгляд с матери на отца, потом на деда и обратно на мать.
-Да, пап Леш, скажи уже чего-нибудь! - Марина посмотрела на мужа с укором. - А то все помалкиваешь, будто тебя и не касается! Или что, не твоя если, так тебе и дела нет?
-Марин, ну зачем ты так? Я разве когда так говорил? Галь, мама все правильно говорит. Мы хотели по-хорошему - ты не понимаешь, поэтому выпорем - может, тогда дойдёт.
-Пап, да ты чего? Какое «выпорем»? Мне 15! Может, ещё в угол, как Аленку, поставите?
Стоящая все это время, затаив дыхание, рядом с креслом деда Митяя Аленка вздрогнула, услышав своё имя: к своему пятилетию она уже успела познакомиться с маминым ремешком и сейчас никак не хотела попасться под горячую руку.
-Надо будет - поставим. Все, хватит, снимай колготки, трусы - и на диван! - Марина была настроена очень решительно.
-Пусть хотя бы выйдут, мам, не при всех же, - глаза Гали наполнились слезами; острить уже не хотелось, она чувствовала себя маленькой девочкой в окружении голодных волков, как в ночном кошмаре, который иногда видела во сне в детстве.
-Что-то ты когда хамила, никого не стеснялась, а теперь скромницу из себя корчишь? Раздевайся, кому сказано! Не вынуждай отца тебя силой укладывать на диван!
Кажется, только сейчас Галя поняла, что это не игра, что мама не просто пугает ремнём, что ей действительно придётся раздеться перед отцом, бабушкой и дедом. Боже, как стыдно! Как же стыдно! Стало вдруг трудно дышать, как будто чья-то сильная рука вцепилась в горло и не отпускает.
-Мамочка, я исправлю все оценки, пожалуйста, не надо, - Галя предприняла последнюю неуверенную попытку разжалобить мать.
-Быстро! - Марина хлестнула дочь по ляжке, - сколько повторять?
-Аййй, - Галя взвизгнула и спешно начала расстегивать пуговицы жилета.
«Блузку тоже», - прозвучало, когда аккуратно сложенным тот опустился на стоящий возле дивана стул. Девушка больше не сопротивлялась: отчаянье и страх окружили ее плотным кольцом; она послушно расстёгивала пуговицы голубой рубашки, а в голове крутился недавний первый поцелуй с насмешливым обычно, но в тот момент почему-то задумчиво-робким Женькой, и мысли о том, как хотелось тогда, и после, чтоб именно его несмелые пальцы впервые освободили от шелка и кружев грудь, бёдра… а теперь что же? Нет никакого «впервые» - и ей придётся быть беззащитной сейчас, здесь, перед этими вроде бы родными, но какими-то неожиданно чужими людьми с равнодушными глазами, и испытывать не только стыд, но и боль.
-Смотри на ее лицо, - толкнула локтем Гликерия Прохоровна деда Митяя, - ну вылитая комсомолка на допросе!
Галя тем временем уже отложила блузку к жилетке, быстро сняла колготки и легла на диван, где, чуть приподнявшись, неловкими движениями спустила к коленям трусы, не поднимая подола юбки, и уткнулась лицом в руки.
Марина шагнула к дивану, резко откинула юбку дочери на поясницу, с размаху хлестнула ремнём.
-Ссссссс, - прошипела Галя, слегка качнувшись в сторону.
-Фуууух, - как-то слишком громко выдохнул Алексей, опустил голову.
Марина, не щадя, полосовала дочкины булки, приговаривая:
-За хамство! За прогулы! За двойки! За замечания! И ещё за хамство!
Галя относительно спокойно смогла вытерпеть не больше пяти стежков, а потом завизжала, непрерывно суча ногами:
-Айййй, мамочкаааа! Не надааааа-йййй! Уййййёёёййй! Я все понялаааайййй!
Марина остановилась, осматривая изрядно исхлёстанную попку девушки.
-Ну? И что ты поняла? - строго прикрикнула.
Галя, заливаясь слезами, оторвала от подушки заплаканное лицо.
-Учиться бууудуууу, - протянула, рыдая.
-Будешь, значит? - ремешок снова укусил настрадавшуюся попку, - а слушаться? А? Слушаться будешь?!
Хлесть! Хлесть! Хлесть!
-Айййй! Будууууу! -снова завопила девчонка.
Дед Митяй завозился в кресле.
-Ты чего зашебуршился, старый? - Повернулась к нему Гликерья Прохоровна
-Да больно уж крепко сечет Маринка! Полно бы, - кряхтя и ерзая в кресле промямлил дед.
Гликерья глянула на него сурово.
-А ну, пойдём! И так уж засиделись. Домой пора.
Гликерья Прохоровна и дед Митяй вышли на кухню. Через минуту к ним присоединился и Алёшка.
-Не могу смотреть на это, - пробурчал под нос.
-Ниче, ничеее, полезно! Тебя-то, вспомни, как отец в сенях драл! - Гликерья добродушно рассмеялась, вспомнив былые времена.
Алёшка покраснел, насупился.
Все трое молча пили чай на кухне, а из комнаты ещё долго доносились отчаянные вопли Гали и строгие, отрывистые фразы Марины.

Марина опустила ремень, оценивающе рассматривала свою «работу», осталась довольна: Галька рыдала взахлёб, на ее попке не осталось ни одного нетронутого участочка кожи, вся сплошь налилась кое-где начинающей синеть краснотой.
-Ну, что, все поняла? - строго спросила Марина дочь.
-Даааа, - протянула, не переставая плакать, Галя. Она уже начинала успокаиваться, решив, что экзекуция закончилась, как мать вдруг неожиданно произнесла:
-А что-то мы про внешний вид совсем забыли! По-моему юбка слишком коротка!
Марина хлестнула девушку по ногам. - Что скажешь?
Галя принялась визжать с новой силой:
-Аааййй, неееет, маааааа…
Изрядно разукрасив девичьи ляжки розовыми припухающими петлями, Марина остановилась.
-Ладно, хватит с тебя, вставай.
Галя, не веря, что, наконец, все закончилось, осторожно поднялась с дивана и с трудом натянула трусики на горящую огнём попу.
-Надеюсь, эта порка послужит тебе хорошим уроком, - Марина уже не злилась на дочь, она приобняла ее и поцеловала в макушку. - Но смотри: ремень далеко не убираю! - она улыбнулась, глядя, как по щекам Гали опять побежали слёзы. - Ну все, иди приведи себя порядок, и попьём чай.
Марина вышла в прихожую, где уже собирались Гликерья Прохоровна и дед Митяй.
-А вы чего, уже уезжаете? А чай?
-Пора-пора, и так засиделись, и чаю уж напились. И не чаи гонять приезжали. Вопрос решили? Решили! Все когда-то бывает в первый раз, а уж дальше давайте без нашего участия, сами справляйтесь, - улыбнулась снохе Гликерья.
-И ты, Алёшка, смотри, спуску не давай, - добавил дед Митяй.
-Галя! - позвала Марина.
В прихожую, низко опустив голову, вышла Галя.
-Простите меня, дедушка, баба Глаш! Я больше не буду так вести себя, никогда-никогда! - Галя снова заплакала.
-Ну полно те, внученька, с кем не бывает, прощаем.

Ну и поехали мы, стало быть, с Гликерьюшкой домой. Вот такая вот история.