Отправлено: 25.11.20 19:16. Заголовок: Заветная мечта

По просьбе моей подруги, Мирины-сан, публикую её рассказ, произвольно заблокированный на другой площадке.

 Отправлено: 25.11.20 19:17. Заголовок: Эпизод №1 Как краси..

Эпизод №1

Как красив Дрезден в предпраздничные дни! Скоро Рождество, а затем Сильвестр, и люди тают от счастья, от предвкушения чего-то светлого, радостного, чего они сами не могут понять и осознать; они спешат накупить и приготовить всякой вкусной еды, порадовать себя и своих близких подарками. Продавцы тоже довольны, их кошельки быстро толстеют; только успевай принимать денежки. Даже обычно грубый и чем-то недовольный дворник с метлой весел и смеётся, а чему он и сам не знает.
Витрины магазинов, тротуары, тщательно ухоженные садики возле домов; кажется сама природа надела на себя праздничный наряд. И конечно же, везде развиваются знамёна со свастикой и портреты фюрера, звучит громкая музыка, от которой кровь бежит по венам быстрее, а ноги сами собой готовы маршировать гусиным шагом.
Белый снег искрится на солнце, и в этот полдень, среди толпы веселых и счастливых мам или нянь с колясками, штурмовиков, эсесовцев, гестаповцев, людей из НДСАП, а также ребят из Гитлерюгенда в идеально сидящих по фигуре мундирах, резко выделяется мальчишка в сером, коротком пальто с тремя оторванными пуговицами, когда-то меховой, а ныне облезлой шапке, которая уже давно мала ему, а потому закрывает только одно ухо, оставляя второе мерзнуть, и разноцветном шарфе. Этот шарф такой длинный, что волочится по земле, норовя опрокинуть с ног и повалить на землю порядочного прохожего, который не имеет привычку смотреть под ноги.
Но Фридриху не до таких мелочей, как шарф. Время от времени он машинально передвигает шапку с одного уха на другое, дабы согреть то, что стынет, и молит о тепле и согревает то левую, то правую руку в кармане; варежки же этот растяпа давно потерял и его красные, в цыпках ладони, горят от боли на морозе.
Лицо мальчишки не просто печальное, оно залито слезами, и ещё больше печалит его то, что все вокруг счастливы и радостны. Всех, ну абсолютно всех его одноклассников, кому исполнилось 10 лет, приняли весной в Гитлерюгенд, а его одного нет. И почему? Он разве не настоящий стопроцентный ариец? Разве его семья обвиняется в связи с коммунистами или социал-демократами? Разве он не предан своей стране и лично фюреру? Разве он не пел вместе со всеми упоённо: Знамёна ввысь?
- Не годишься, - отрезал баннфюрер, едва взглянув на него. - Ума у тебя мало, да и ростом не дотянул.
- Это почему же я не гожусь? - полез в бутылку Фридрих. - Очень даже гожусь, я ещё подрасту, мои сёстры вон какие высоченные. Я наизусть марш Гитлерюгенда знаю. И на барабане играть умею. И тоже хочу маршировать со всеми вместе и носить нож, на котором написано: Кровь и честь! Разве я хуже Питера, Эрика или Ганса? Я разве не ариец? Поглядите, какой я красивый мальчик, такой, как на плакатах рисуют, а когда мне дадут форму и подкормят малость, так ещё получше Вальтера буду, а у него вот волосы черноваты и вы его берёте. Лучше проверьте его происхождение, а меня возьмите сегодня же.
- Ты ещё смеешь спорить? Ты вообще кто такой? Если партия решила, что ты не годен, значит, не годен. И каков наглец, а? Нахал! Какое тебе дело, кого мы берём, а кого нет? Ты разве что не знаешь, что каждому своё и нечего в чужое зеркало глядеть? Нет, каков нахал, а? - обратился за подтверждением к старшим ребятам баннфюрер.
- А вы не партия! - в запальчивости крикнул Фридрих. - Вы только за свой хвост болеете.
- Каков наглец! - побагровевшее лицо баннфюрера не предвещало Фридриху ничего хорошего. – Счас твой хвост оторву!
- Так точно! - с готовностью подтвердили старшие ребята. - Видели мы, как этот дурак на барабане умеет. Взял палочки и ну бить по барабану, ни складу, ни ладу. Этак и козел не хуже отстучит. Нахал какой, тень на Вальтера кладёт. Или на его место метишь, а змеёныш?
- Я на своё место метю, - сдвинув брови, с гневом ответил Фридрих, - пусть Вальтер будет у вас, мне не жалко, даже если окажется, что еврей его дедушка, а то и папа, только и меня возьмите. А вы несправедливо поступаете, что его взяли, а меня не берёте. Я тоже пригожусь, ей-ей пригожусь. Я напишу нашему фюреру и всё расскажу о том, какие непорядки и неправильности тут творятся. И вы сами нам на прошлой неделе вещали, что надо быть бдительными и следить за нарушениями, особенно по поводу чистоты расы!
- Не лезь не в свои дела! Клеветник! Порочишь честное имя нашего товарища! Навёл тень на плетень! Выведете его отсюда! Хайль Гитлер! - дал приказ баннфюрер, который был с удовольствием исполнен.

Но ничего не помогло. Фюрер то ли не получил залитое слезами, прочувственное, наполненное патриотизмом и жаждой справедливости письмо мальчишки, то ли не счёл нужным ответить на него. Фридриха принялись гнобить, смеяться над ним и шпынять за нахальство, никуда не взяли и мальчишки, его сверстники, довольные, с иголочки одетые, целыми днями были заняты интересными делами, походами, спортивными занятыми и собраниями, а ему оставалось только завидовать и орошать слезами подушку по ночам. Никто из мальчишек больше не хотел с ним дружить и играть в футбол, он был выключен из бьющей через край жизни, на его белокурую, но глупую голову сыпались насмешки, издевки и обидные шутки.
Его матери, бедной вдове-прачке, не было ни сил, ни времени на своих детей, а со старшими сёстрами-погодками, которые были приняты в Союз немецких девушек и очень этим гордились, Фридрих и сам предпочитал пересекаться как можно реже; уж очень они были язвительные, хитрые и насмешливые. Глупый и нескладный брат с первых лет своей, пока ещё коротенькой жизни, служил для них мишенью для насмешек и издевательств.

- Ё-моё, ёшкин кот, блин, это что за фигня такая? Ёпть, как же блин, больно! Блин голова гудит! А ну стоять, урод, да я тебя по стенке размажу, плять! Стоять! Я кому сказал!
Фридрих, наконец поняв, что громкие крики относятся к нему, остановился и, лупая глазами, смотрел на то, как его длиннющий, как мир, шарф, как живой, катится по земле, точнее по снегу, а не сидит на его тонкой, цыплячьей шее и как, отряхиваясь от снега, молодой парень в форме Гестапо, пытается встать на ноги. Около него валялся мешок.
Наверное, надо предложить помочь - запоздало сообразил Фридрих и поднял мешок, а затем протянул парню свою холодную, красную руку.
- Извините, пожалуйста, я не хотел... Шарф, он такой, оно само, - пролепетал мальчишка.
- Идиот! - вскричал парень, однако жё принимая руку помощи - дебила кусок епть! Мешок давай! Не твоё!
Наконец Йозефу (так звали парня) не без помощи мальчишки удалось подняться и чувствовал он себя нелепо. Мало ли кто мог увидеть его, грозу врагов режима, в таком непрезентабельном виде. Была у него и более серьёзная причина для гнева - большой, от картошки мешок, который он нёс, не предназначался для того, чтобы его содержание кто-то видел. Он был зол и не собирался так сразу отпускать своего невольного обидчика и пристально рассматривал его.
- Или не идиот? - зарычал Йозеф, всё ещё сжимая шарф. - Да ты нарочно меня повалил своим дебильным шарфом! Диверсант!
- Я не нарочно, - простодушно ответил мальчишка, всё ещё сжимая мешок, - просто шарф такой длинный.
- Мешок отдай, бля! Епт! - рычал Йозеф.
Фридрих покраснел. Ах да, надо отдать мешок.
- Извините, - протягивая мешок парню, сказал малец, - наша учительница говорит, что до меня всё доходит как до жирафа, но уж ежели я усвою что-то, так уже знаю. Вот я понял, что надо отдать мешок вам, он же не мой, я б его и так и так отдал вам.
Йозефа раздражала трескучая болтовня этого дурачка, и в то же время злость его гасла. Этот мальчик такой милый, такой красивый, его лицо так простодушно, навряд ли он сделал что-то нарочно против него и уж тем более всего Рейха. И ручки такие холодные, даже рукавиц не надел...что за мама такая, что не следит за ребёнком? Впрочем, покушение на него, на Йозефа, доблестного гетсаповца и есть покушение на Рейх, в этом юноша нисколько не сомневался.
- А почему не в Гитлерюгенд? - строго спросил Йозеф. - А в дранных обносках ходишь? Позоришь Германию! А ну отвечай!
(Может, мальчик слишком мал, чтобы быть там? Ну и ладно. Такой дурак, даже если и видел содержание мешка, то наверняка ничего не понял, и тем не менее надо быть бдительным и осторожным, хватит того, что он сегодня натворил. И спрашивать мальчика ни в коем случае не надо, такие вопросы сами по себе рождают подозрения.)
- Так я мечтаю быть там, - всхлипнул Фридрих, - а не взяли! Я потому и в печали большой. Поверьте, меня не взяли не по справедливости. Я стопроцентный ариец и я знаю гимны. И в барабан могу стучать. Они всех взяли: и Ганса, а у него насморк почти всё время, и Эрика, а он вместе со мной из-за математики второй год остался, и даже Вальтера, а он, а у него быть может...
Закончить ему не дали.
- Так! - рявкнул Йозеф и бросил на дерево злополучный шарф. - Молчать! Не смей хаять тех, кому Рейх доверил. Ты идиот и дебил со своим шарфом. Ты меня чуть не убил! А если б я на камень упал?! Так вот, слушай сюда. Я во всем точно разберусь, и если ты говоришь правду и по отношению к тебе допущена ошибка, а все мы люди и всё возможно, редко, но ошибки бывают, то тебя примут и даже не в апреле, а в аккурат на Рождество, а если соврал, то попадёшь в печку! Дебилы Рейху не нужны. Идиотов сжигают в печке; наше молодое национал-социалистическое государство решило соблюдать неумолимый закон природы! Закон этот гласит, что больные и ненормальные люди суть не люди, поскольку мало того что бесполезны, а ещё и потребляют то, что нужно полезным членам общества! И кроме того, они сами себе в тягость, только мучаются напрасно, и их уничтожение и есть подлинное благодеяние! Это понятно?
- Теперь! Иди за мной, мне дома надо кое-что сделать, это одна минутка (мешок положить, да) Говори, где живёшь, и я отведу тебя домой. Кто дома? Я хочу поговорить с твоим папой или уж на худой конец, мамой.
- А никого, - простодушно ответил мальчишка, - я сам по себе. Но я тебе всё покажу.
- Мой папа умер от воспаления лёгких ещё до того, как я родился, он между прочим штурмовик был, - с гордостью произнес Фридрих, - а мама, она прачка, она уехала в имение П__, там у неё работы много перед праздниками. Есть сестры и они в Бунде, но их тоже дома нет. Я один, я и чайник могу вскипятить и дом углём согреть.
- Ясно. Значит, заботиться о тебе некому? - уточнил Йозеф. По виду и по тому, с каким искренним и простодушным лицом и голосом рассказывал о себе пацанчик, он понимал, что всё это правда.
- Ну да, - ответил Фридрих и развёл руками.
- А кто тебя наказывает? - просверливая насквозь взглядом пацана, спросил парень. Неожиданно для самого себя парень замер, не в силах дышать. Он кожей ощущал, что происходит что-то важное, но не для Рейха, не для его товарищей, не для Гестапо, а лично для него, нечто более интимное, чем его многочисленные любовные похождения; что, может быть, открывается некая дверь в...во что? В сказку? Приключение? А может, некое священнодействие?
- Никто. Меня не за что наказывать, я ничего плохого не делаю. А то, что учусь очень плохо, так я не виноват. И наш фюрер же сказал: «Нам нужны не ученые, а защитники Отечества!» А я как вырасту, так сразу на призывной пункт!
Приятное тепло пробежало по всему телу Йозефа. Этот мальчик, такой милый, с ангельским и глуповатым розовым личиком и холодными нежными ручками, просто клад для него! Подарок Богов! Его можно воспитывать, наказывать, позаботиться о нем. Всё то, что посещало его в снах и туманных, не высказанных для него самого мечтах и грезах, обретало плоть и кровь.
Схватив поудобнее мешок, он схватил за шиворот испуганного Фридриха
- За мной! - скомандовал Йозеф. - Живо!
Фридрих совсем не хотел идти за ним, но даже и не помышлял ни о каком сопротивлении...

 Отправлено: 25.11.20 19:19. Заголовок: Эпизод №2 Йозеф сам..

Эпизод №2

Йозеф сам не знал, почему он решил идти к дому не кратчайшим путём, что заняло бы от силы несколько минут, а кружным, через парк, весь запорошенный снегом. Неожиданно для самого себя он взял холодную, красную ладошку Фридриха в свою тёплую и повёл его за собой.
В парке царила тишина, которую нарушали лишь карканье ворон да птичий щебет. Величавые дубы-великаны шелестели, можжевельник грел и подкармливал озябших синичек, а Йозеф никак не мог понять, неужели его тайная, тщательно оберегаемая даже от самого себя мечта о сыне так быстро и неожиданно сбылась? И он передаст ему всё то, что живет в его душе, во что он верит, чему служит, ради чего живет, а если надо, то и умрет...
И фазана этого можно будет пожарить и поесть вместе с Фридрихом. Он внезапно понял, что совсем не хочет больше удивлять, радовать, совершать подвиги, баловать да и вообще проводить время с Эмили. Пора покончить с ней, всё равно она не та женщина, в которой он видит мать своих будущих детей. И дети должны быть запланированные, горячо любимые и самые дорогие для своих мам и пап, а совсем не так, как зачали, родили и воспитывали его - между делом, как побочный продукт секса, ханжества, избавления от одиночества и обыденности. У него будут только такие дети, но это потом. А здесь и сейчас есть Фридрих: живой, тёплый; чистый лист бумаги, на которой он напишет, быть может, самую важную и красивую страницу из своей книги, свои самые лучшие стихи.

Улицу, на которой расположился огромный, богатый, вычурный дом, который сейчас отпирал ключом Йозеф, Фридрих хорошо знал. Здесь жили не просто состоятельные, а очень и очень богатые люди. Мама часто посылала его отнести хозяевам этих домов выстиранное и выглаженное белье. Его обитатели - холёные, сытые, уверенные в себе люди - никогда не впускали его иначе, чем через чёрный ход и дальше прихожей, снисходительно подавали мелкую монету за труды и спешили выпроводить за калитку. Мальчик завидовал детям этих людей и часто замедлял шаг, выходя из дома, желая поглядеть в окошко на эту сладкую жизнь, так не похожую на его собственную.
Но это было давно. Теперь завидовать было совершенно нечему. Многие обитатели этих домов были куда-то вывезены, кто-то покинул своё владение сам, поедая горький хлеб чужбины, давно уже безвозвратно утратили эти люди свой уверенный вид и лоск. Фридрих часто думал над тем, кого же поселит фюрер в эти дома, полные добра или, может, можно самому зайти и жить там на здоровье? Однажды вечером, когда мать его варила кашу на утро, он осмелел и спросил у неё, куда надо пойти попросить о том, чтобы их вселили в покинутые хоромы или, может, можно самим собрать свои вещички и переехать туда, где просторно, светло и свежо, тем более, что его семья всегда поддерживала национал-социалистов, даже в самые трудные времена, но мать раздраженно ответила, что он болтает глупости, велела ему ужинать и лечь спать.
Оказалось, что в этом доме поселился Йозеф... Но позволит ли он ему посмотреть комнаты, потрогать ковры и шторы?

- Проходи сюда, - отрывисто и строго сказал парень, не выпуская из рук мешок, - сбрасывай с себя своё барахло, а я пока ванну тебе сделаю и поесть соображу. А потом поговорим с тобой! Очень серьезно поговорим!
- Как тепло в доме, сколько же угля нужно чтобы его отопить? - с ужасом, благоговением и удивлением думал мальчик, не замечая, что говорит всё это вслух. – Может, поэтому мама и не захотела со мной об этом говорить, мы не можем и нашу халупу обогреть как следует, где уж эту домину!
Йозеф с интересом для себя вслушивался в болтовню ребёнка, передумав грубо обрывать его, так...ну-ну...не понимает совсем ничего дурачок, ну ничего, я его всему научу!



Эпизод № 3

Усадив обалдевшего от удивления, радости и страха перед неизвестным и зыбким будущим Фридриха в огромную ванную и снабдив его всем необходимым для того, чтобы выйдя из неё, мальчик лоснился от чистоты, Йоган прошествовал на кухню.
Просторное помещение в стиле Прованс, с любовью, до мелочей, продуманное прежним хозяином, однако не потускнело, не заросло грязью и совсем не напоминало обитель юного холостяка. Каждая вещь была вымыта, вычищена до блеска и покоилась на своём, строго определённом месте. Дивные запахи вкусной еды окутывали даже того, у кого был тяжко заложен нос, стоило лишь открыть дверь и хотя бы встать на пороге. В голландской печке, искусно выложенной бело-синей плиткой, томилась утятница, полная горячей, тушёной капусты, а на столе прикрытые салфеткой, ждали едоков печёные яблоки, картофель и батат. Домашний, свежий хлеб источал неповторимый запах дома, тепла, вкуса.
Йозеф, который дома обходился только одной рубашкой, засучил рукава и с трепетом вытащил из заветного мешка фазана, немного подумав, почесав затылок и принялся за стряпню. Ну с богом, предстояло фазана прооперировать, то есть разделать.
- Фазаном его кормить, дурачка малолетнего, да он и курицы небось не ел досыта. Вряд ли мамка его мясом кормила вдосталь, заморыш же, все косточки торчат, рёбра пересчитать можно - бормотал Йозеф, успевший как следует рассмотреть уже раздетого ребёнка.
Но уста бормотали, а руки привычно делали работу по разделыванию редкой птицы, в которую он метнул стрелу (фазан камушком упал на землю, не зря ведь он признан лучшим стрелком из юных гестаповцев!) в национальном парке неподалёку от города, что, конечно же, было строжайше запрещено законом, но не останавливало Йозефа. Да и вообще грешил парень часто в компании верных друзей несанкционированной охотой.
- И чего люди куриц да петухов одомашнили - частенько дивился парень - мясо фазана куда нежнее, сочнее и вкуснее...
Но на рынке мясо фазана не купишь, а значит, приходилось рисковать своей карьерой, что началась так удачно, а то и вовсе свободой. Всё ради Эмили: девчонка оказалась знатной гурманкой и тонко понимала разницу между сортами мяса и способами их приготовления.
Прислуги Йозеф не держал, хотя с легкостью мог себе это позволить. Ему казалось (и не без оснований) что прислуга, даже самая вышколенная и незаметная глазу, это домашний шпион и сплетник и лучше обойтись без неё. Когда у него будет большая семья, тогда, наверное, уж без прислуги никак, не взваливать же все на жену, а теперь зачем... Он один и дома бывает редко, ест чаще всего в столовой или в ресторанчике. А и сготовить что-то вкусненькое, побаловать себя любимого, для него не в тягость. Поскольку у него не было сестер, ни родных ни двоюродных, мама и бабушка передали кулинарные секреты и умение готовить ему...

Ещё утром он, мучаясь в бреду горячечной любовной лихорадки, ощущал, что без Эмили он умрет и она всё, ради чего он живет и дышит, и чтобы добиться её благосклонности и хотя бы одной улыбки, он был готов (и на самом деле шёл) на любые безумства и авантюры, а теперь не хотелось ни видеть, ни слышать её.
- И нечего тянуть кота за яйца - решил Йозеф - а хвост надо рубить в один приём. Скажу ей, что между нами всё кончено и всё. Холодно, четко, резко. И пусть себе вопит, кричит и плачет сколько душе угодно, только не около меня. Между нами больше ничего нет, не было и уже никогда не будет.
- Моё семя слишком ценное, чтобы тратить его впустую, я обязан оставить после себя продолжение, - подумал парень, припомнив слова его партайгеноссе. - И это продолжение не в Эмили.
Думать о ней больше не хотелось, но зато появилось желание побаловать Фридриха, дать ему что-то особенное, самое вкусное, самое лучшее, нечто такое, что он никогда не имел и о чем не мог даже мечтать.

Вот он маленький, сладкий, чистенький, трогательный и смешной, путается в огромной пижаме самого Йогана, словно в смирительной рубашке, с аппетитом ест фазана, аж глаза зажмуривает. Трещит за обе щеки. Вкусно-то как, можно ещё кусочек. Ещё бы не вкусно, тебе и обыкновенная индейка бы показалась амброзией, а тут фазан. И можно конечно, отчего же нельзя, это ведь для тебя. Ну ещё для меня. Хватит нам обоим конечно, и ещё на завтра останется.
Нет, нечестно это, вот так брать его к себе, воспитывать, оторвать от мамки. Плохонькая у него конечно жизнь, бессмысленная, да и дома он никому особо не нужен, ничего не скажешь, ну так и что? Он ему кто? А никто: не родственник и даже не однофамилец. Конечно, это чистое дитё мечтает быть полезным, вступить в Гитлерюгенд, куда его непонятно почему не приняли. Помочь ему? А может сначала проверку мальчику устроить? Суровую, болезненную, но в то же время безопасную. А это идея, проверить, на самом ли деле он хочет. По-настоящему ли хочет, готов ли на жертвы? Готов ли служить Фюреру и строить тысячелетний Рейх? Готов ли отдать за Великую Германию всю кровь до последней капли? Нет-нет, Фридрих умница, он и в воду и под воеводу. Он согласится. Нет сомнений, что согласится. Или...ну если откажется, струсит, начнёт выкручиваться, то выходит ошибся он в нем, разочаруется.

И если он откажется, он даже и не позаботится его домой возвращать, покупать ему одежду или нанимать такси, везти домой, ведь его рваные тряпки давно горят в печи синим пламенем, пусть как хочет, так и выворачивается. В конце месяца он ему ничем не обязан. Да и похоронит он кусок своего сердца, только справляться с этим придётся самому. И он справится. Обязательно. Он разве не ариец? Характер у него твёрдый, нордический...
А Фридрих? С детской непосредственностью, не забывая работать зубками, не слишком тщательно перемалывая пищу - мясо с тушеной капустой и угощаясь соленьями и хлебом, болтает о том, как ему понравилось в ванной, какая горячая вода, и какая она огромная ванна и сколько резиновых утят там могут поместиться. Утята. Господи, какой он ещё малыш.
Пусть доест, времени много. Целая вечность. Да и самому на душе тревожно, страшновато, если уж совсем честно, хочется оттянуть момент истины, а пока просто лопать вкуснятину. Нет, не то страшно, что делать придётся, хотя он никогда не был ни в роли экзекутора, ни в роли того, кого секут. Его самого никто никогда не наказывал: папе было просто не до него, а мама слабая женщина, у которой вечно что-то болит...
Закончил. Молодец. Вижу-вижу, даже мальчишки могут насытиться так, что уже невозможно больше проглотить и кусочка, конечно, слопав перед этим неимоверное количество пищи. Умничка, хорошо так. Давай, вытирай рот салфеткой, руки помой и за мной. У нас же приличный дом, а у тебе манеры. Ох! Поговорить надо. Я же тебе сказал, что мы с тобой поговорим? Вот и настал час.

Умница моя! Даже и не заколебался ни секундочки, не стал хитрить, отлынивать, придумывать отговорки, пытаться красивыми, но бессмысленными словами замылить мозги или молоть нечто мерзкое супротив Отчизны родной, ставить какие-то условия. И вины своей не отрицал, что по глупости на землю повалил меня. За глупость ответить готов! Наказание принять готов! Только глазки поднял и спросил:
- А ежели я это, пострадаю, так меня взаправду возьмут в Гитлерюгенд? И я за Родину готов, мне жизнь свою не жалко, не то что попу свою.
Чистые такие глазки, а в них неколебимая Вера в правоту дела нашего:
- Возьмут, конечно, я их всех главнее, они же сами перед нами дрожат, боятся попасть к нам в качестве подследственных или даже подозреваемых, ну подозрительных личностей то бишь. А уж придумать, в чём их подозревать повод найду, если начнут мне возражать или отговорками глупыми сыпать. Да и не начнут они, мой мальчик, чай не дурные, сами знают, как несладко в нашей конторе придётся тем, кто туда попадёт хоть на день или даже на час. Грозу наводить умеем! Врагов режима нашего скрутим в бараний рог.
Не уверен, что ты всё понял, да это и не важно. Главное усвоил и хорошо. А слишком умными в нашем государстве и не надо быть, за нас фюрер думает. И разве в нашем только? Везде так, только фюрера у них нет, у несчастных, вот и ходят неприкаянные, придумывают себе какую-то муть вроде демократии и прав человека, а сами даже не понимают, что право это наоборот идёт - бандиту власть давать над порядочным гражданином. Ну ничего, мы прикончили всех этих социал-демократов, коммунистов, католиков рьяных, почти очистили от евреев страну и скоро наступит рай для каждого верного арийца. Каждый будет жить, если и не в таком красивом доме, как я, то всё равно в хорошем домике с садиком. И Фольксваген под окном. И это не когда рак на горе свистнет, не то что коммунисты обещали: землю крестьянам, заводы рабочим, а всех в нищих обратили, коммуналки заделали: в каждой комнате семья живет, ну вот - воз и ныне там, а у нас уже прямо сейчас всё начинает исполняться. А ты будешь, мой мальчик, жить тут со мной, я тебя, мой сладкий, уже не отпущу. Ты же не видел ещё, какие красивые комнаты тут, вот погуляешь по дому полюбуешься, выберешь одну и будет она только твоя. Но это завтра.

Молодец, всё сделал правильно: сбросил с себя пижаму, которая и так падает, лёг на кровать, на которую я подстелил белую простыню, а под ней клеенку (мало ли что может быть?) и на живот лёг, подушку обхватил руками, ножки в струнку вытянул. Готов он! Всегда готов! И не стесняйся, кричи, всё равно никто тебя не услышит. И правильно сделал, что глазки свои голубые закрыл, нечего тебе смотреть на страшный ремень с надписью «Бог с нами!», который раз за разом хищно обрушивается на твои мягкие, розовые, худенькие половинки.

Впивается ремень в детскую плоть, раскрашивает её в ярко-розовый, а то и красный цвет. Да, хорошо пошёл, вот так и будем, не так уж сильно, но и вовсе не слабо. Это ты сейчас кричишь во всё силу юных легких, сжимаешь ягодички, дурачок, пока ещё не понимаешь, что потом будешь благодарить на коленях за то, что учил тебя уму-разуму. Меня вот не учили, березовой кашей не кормили, вообще по большей части не замечали. Жив-здоров, не мешает, не морочит голову, не болтается под ногами и ладно. И как это красиво и эстетично! Связанные крепкой веревкой ножки шевелятся, елозят по простынке, трутся друг о друга пяточки твои нежные, а попка наливается соком, всё румянее и румянее становится. Какое хватит? Что за капризы? Больно, конечно больно, так оно и должно быть. А будет ещё больнее, но придётся потерпеть. Назад ходу нет. Я ещё только начал, ещё долго придётся помучиться, и покричать, и поплакать, и пореветь, и поорать, и помолиться. А кому молиться? Мне! Я единственный, что могу сделать твою жизнь сладкой и гладкой, но только после. Про инициацию слышал? Ну да, ты же дурачок у меня, мало что знаешь. Но узнаешь, дам тебе книжки почитать на эту тему. Вот ты, считай, её и проходишь. От прежнего хозяина огромная библиотека осталась, ты её увидишь, книжки все как короли в шкафах из морёного дуба, от пола до потолка. Я, понятное дело, в книгах не особо разбираюсь, да и мало ли какая книга вредной окажется, я что ещё из-за какой-то паршивой книжки под подозрение попасть хочу? Я же не идиот! Ну вот пригласил я товарищей по партии и жизненной дороге, они и осмотрели и на сожжение часть отнесли.

- Отдохни, ты молодец, попей водички, ты уже охрип от воплей и крика, ну ладно, на сегодня разрешаю, можешь сморкаться прямо в простыню, всё равно её стирать, завтра прачка придёт, заберёт всё, что я выставлю за дверь, а вообще за такое буду пороть. Что за манеры у тебя? Но манеры дело наживное, научу.
- Не надо? Что значит не надо? Надо и ещё как надо, я не закончил. Ты кто такой, что решаешь, что мне делать? Ты мне будешь указывать, что делать и чего не делать? Ты совсем обнаглел? Запомни, мой мальчик, я решаю, что и как. А ты свою судьбу уже выбрал, назад хода нет.
Фридрих не слушал Йозефа, весь залитый слезами и соплями, он изо всех сил чесал свою изрядно напоротую попу, бёдра и даже ляжки. Всё горело, болело и мысль о том, что ещё секундочку - и злой ремень снова примется танцевать на нем, приводила его в ужас и заставляла глаза изливать потоки слез, нос - сопель, а рот изрыгать из себя вопли, стоны и мольбы о пощаде.
- Руки убираем!
Но Фридрих не послушался: и слишком страшно вновь открывать беззащитное место беспощадному кожаному палачу и болит так, что не чесать ну никак невозможно, да и до ушей его слова Йозефа не очень-то доходят.
Ждать Йозеф не стал; раз не хочешь слушаться, будет хуже тебе, эту науку мальчику предстоит усвоить и маленькие ладошки опоясал ремень, оставив на них красные полосы. Визг и вой, но ручки ещё сильнее вжались в попу. Ну ты и дурачок. Два - и снова ремень без жалости, но и без излишней жестокости ударяет по ним вновь. И три. Уже сильнее. И я неумолим. Дошло. Ручки отлипают от попы, мечутся в воздухе, и мальчик громко и жалобно плачет, пытаясь подуть на них. Руки под подушку, убираем и не вынимаем. Больно? Руки горят? А будет ещё больнее, ведь ты не сможешь потом ими утешить свою задницу, столь дорогую тебе. Сам виноват, слушаться старших надо. Ну на первый раз помогу тебе. Сжимаю его горячие ручки в своих лапах, запихиваю под подушку. Малыш воет, больно, само собой. А теперь не спеша будем обрабатывать наказательное место. Порка и вообще наказание, дело такое - до конца доводить надобно и жалость тут неуместна. А я молодец, хорошо справился, но надо ещё вот тут поработать - в складку, где попа переходит в ноги, ремня подсыпать. И по дырочке добавить можно. Ох, какие вопли, визги, хоть святых выноси. Проняло его здорово. Голова вся потная, шевелится, поднимается над подушкой, глазки да и всё личико залиты слезами. Но ручки лежат под подушкой, уже молодец. Но он закалённый и нервы у него крепкие, уши выдержат вполне. Уже немного осталось. Лежи смирно, я всё равно не уступлю, так надо. Ударяю сильнее, эти удары самые главные, смысловые и они должны запомниться.
- Слушаться меня беспрекословно! Исполнять всё точно, четко и быстро. Это понятно?

Ну вот и всё. Видишь, ничего страшного не произошло. А попа и ручки заживут. Все кончилось. Ты умница. Видишь, ремень снова там, где ему и место, в поясе брюк. Он нам больше не нужен, правда? Я беру малыша на руки, заворачиваю его в простыню, глажу по мокрой головке.
- Ты, мой сладкий, все уже прошло.
Снова кладу малыша на кровать, осматриваю попу. Восхитительно! Высечена на совесть. Ни одного живого места. Моя ладонь покрывает горячие, потрепанные ягодицы целиком. Можно и побаловать ребёнка: погладить и почесать, немного утешить боль, оттянуть её, сбросить.
Фридрих нисколько не сердится. Не обижается. Наоборот, он тянется к Йозефу, как к своему защитнику, и радуется тому, что тот не уходит, а сидит рядом с ним и гладит его по головке и по попке.
Ещё надо конечно умыть его, промыть больные места, дать попить. Но это потом. И одежду ему купить. А это уже завтра. И комнату завтра пусть он себе тоже выберет. Сегодня поспит на диване, где он получал свой первый урок. И к маме его надо сходить, потолковать с глупой бабой, объяснить ей кое-что. К ней Фридрих уже не вернётся. И ещё кое-куда сходить...ох как будет Фридрих счастлив! Сколько ж дел! А ведь ему и на работу завтра надо! Ну ничего, объяснит начальству, что всё это тоже его работа.
А малыш хочет спать, но рано, надо всё хорошо промыть.

В канун Рождества, когда Фридрих, в новенькой, с иголочки, одежде и красных, по размеру сапогах, усиленно трудился во дворе, не очень умело сооружая из снега разные фигуры персонажей из сказок, калитка распахнулась, и в неё вошёл Йозеф и ещё несколько молодых людей.
- Хайль Гитлер! - радостно закричал мальчик, вскидывая руку в древнем арийском приветствии.
В одном из них Фридрих узнал того самого баннфюрера, который отказал ему в приеме в Гитлерюгенд, точнее в Юнгфольк.
Теперь лицо его излучало дружелюбие и приязнь, а в руках он держал огромный бумажный пакет, который и протянул мальчишке.
- Это тебе, держи, герой! - сказал юноша - да что ты стоишь как дурень с писаной торбой? Тебе, тебе, да. Открывай, давай.
У Фридриха перехватило дыхание. Счастье, которое залило душу, было таким огромным, что казалось невозможным, невероятным, слишком сказочным. Неужели это происходит с ним наяву, а не во сне? А может, он бредит? Горячо шепча слова благодарности, обещания верно служить и быть достойным, Фридрих зубами стянул красные варежки, которые упали на белый снег, и уставился преданными глазами на своего благодетеля. Ведь это он, Йозеф, смог осчастливить его и привёл к порогу этих людей!

Дрожащими руками мальчик осторожно положил на скамейку, рядом с которой развевалось огромное знамя, пакет, разорвал бумагу, которая тоже упала на снег и вытащил столь давно желанное им имущество: полную форму Гитлерюгенд, точнее Юнгфолька: зимнюю и летнюю, парадную и рабочую и самое главное богатство и сокровище для любого мальчишки в Третьем Рейхе - нож! Самый настоящий, с портупеей и ножнами, на котором были выбиты слова: Кровь и честь!
Фридрих стоял обалдевший, счастливый, не верящий своим глазам и ушам, он гладил пальчиками нож и повторял про себя:
- Это просто волшебство! Нет, этого не может быть! И это мне? И моё? И нож?
- Так завтра же Рождество, а в этот день случаются чудеса и исполняются заветные желания - засмеялся Йозеф.
- А теперь пулей в дом, переодеваться, а потом сюда, встанешь у знамени, и давай-ка принимать присягу, а я пока буду лепить снеговика. Вот что у меня для него есть.
И он достал из своего огромного кармана огромный, вязанный всеми цветами радуги шарф. Тот самый шарф, в который был завернут Фридрих и на который нечаянно наступил Йозеф из-за его глупой оплошности. Шарф, который и привёл его к исполнению такого важного для него желания...

 Отправлено: 25.11.20 19:26. Заголовок: Г-н Самурай. Данный ..

Г-н Самурай. Данный рассказ был опубликован здесь давным-давно. Самим Автором. В рамках конкурсной программы. В отличии от той Вселенной, в которую Вы летали на время, рассказ не вызвал никакой негативной реакции и был нормально воспринят. В чем и отличие "Вселенных")

 Отправлено: 25.11.20 19:34. Заголовок: Если бы вы, господин..

Если бы вы, господин одиннадцатый солдат, взяли бы на себя труд прочитать рассказ, вы бы увидели, что Автор-сама посчитала нужным внести некоторые правки.

 Отправлено: 25.11.20 19:43. Заголовок: Самурай пишет: Если..

Самурай пишет:

цитата:

Если бы вы, господин одиннадцатый солдат, взяли бы на себя труд прочитать рассказ, вы бы увидели, что Автор-сама посчитала нужным внести некоторые правки.

В таком случае, неповторимый и единственный г-н Самурай, раз Вы рассказ выложили, извольте попросить Автора первый вариант убрать. Читатели путаются.
А то, это получается нечто вроде "Воспоминаний и размышлений" тов. Жукова, которые каждые 2 года переиздавались и повествовали новое видение и новую трактовку событий.
Во-первых, здешние Авторы не тов. Жуковы, чтобы подавать все каждый раз под разными полит обстановками (в различных Вселенных, разумеется, не больше), во-вторых, Читатели тоже не в Институтах марксизма-ленинизма учаться, чтобы 10 отличий искать в стенограммах партийного съезда.
Поймите же это правильно.

 Отправлено: 25.11.20 21:01. Заголовок: А рассказ с лит точк..

А рассказ с лит точки зрения очень хорош. Богато литературно и красиво подан. Но мне было бы интересно, как воспринят публикой был бы тот же самый сюжет, если бы ГГ были бы какой-нибудь инструктор "Осовиахима" и юный пионер. Или тогда в Союзе тематиков не было, как и секса?)

 Отправлено: 25.11.20 22:08. Заголовок: Солдат Вселенной11 п..

Солдат Вселенной11 пишет:

цитата:

извольте попросить Автора первый вариант убрать. Читатели путаются.

зачем, пусть останется. Ведь за него же голосовали. Да и технически это ж Викторию надо просить. Это на усмотрение Мирины и Виктории.

 Отправлено: 27.11.20 12:35. Заголовок: Странный выбор места..

Странный выбор места и времени действия.
Но рассказ хороший. Читается легко, и чувствуется, что к перу рука автора привычна.:-)