Форум

Боже, спаси русских!
Ястребов Андрей Леонидович

«Плетка свистнула...»

В Московской Руси считалась нормальной ситуация, когда муж бил жену. Ревность и демонстрация власти над женой воспринимались как привычка и необходимость.

Ритуал свадьбы говорит о том же: передавая дочь на руки мужу, отец символически стегал ее плетью, говоря:

«По этим ударам ты, дочь, знаешь власть отца; теперь эта власть переходит в другие руки; вместо меня за ослушание тебя будет учить этою плетью муж!» С этими словами он передавал плеть жениху, а тот, приняв плеть, обещал: «Я не думаю иметь в ней нужды, но беру ее и буду беречь, как подарок».

Потом закладывал плеть за кушак. Таким образом переходили отцовские права, и муж становился как бы вторым отцом.

Специально в назидание для жены на стене висела плеть, которая называлась «дурак». Нередко глава семейства таскал жену за волосы, раздевал донага и сек «дураком» до крови – это называлось «учить жену». Иногда вместо плети использовались розги, и жену секли, как маленького ребенка. А иногда дубиной били. Всяко бывало.

Побои жены не преследовались и даже «вменялись мужу в нравственную обязанность. Кто не бил жены, о том благочестивые люди говорили, что он дом свой не строит и о своей душе не радеет, и сам погублен будет и в сем веке, и в будущем, и дом свой погубит», – пишет Николай Костомаров.

Вспоминается средневековая пословица: «Кто жалеет розгу, тот губит ребенка». Если в XIX – XX веках в культуре главенствовал образ женщины-матери, то ранее, в Московской Руси, – мужчины-отца, который учит и наказывает своих близких, как неразумных детей. «Слово о челяди» (из «Златой Чепи», XIV век) советует бить слуг и жену розгами с нанесением ран – до тридцати; в «Повести о Горе-Злосчастии» находится даже составленная виршами «Похвала розге».

«Домострой» отличается в этом вопросе редкой гуманностью: жену не рекомендовалось бить палкой, кулаком «ни по уху, ни по виденью, чтобы она не оглохла и не ослепла, а только... соимя рубашку плеткою вежливенько побить...». Причем «побить не перед людьми, наедине поучити». Цивилизованно этак. Бить плетью – «и разумно, и больно, и страшно, и здорово».

Анекдотический эпизод из семейной жизни иностранца и русской с небольшими вариациями повторяется у С. Герберштейна и П. Петрея де Ерлезунда.
Вот история в исполнении С. Герберштейна: «Есть в Москве один немецкий кузнец, по имени Иордан, который женился на русской. Прожив некоторое время с мужем, она как-то раз ласково обратилась к нему со следующими словами: дражайший супруг, почему ты меня не любишь?" Муж ответил: "Да я сильно люблю тебя". Но у меня нет еще, говорит жена, знаков любви. Муж стал расспрашивать, каких знаков ей надобно, на что жена отвечала: "Ты ни разу меня не ударил". Побои, ответил муж, разумеется, не казались мне знаками любви, но в этом отношении я не отстану. Таким образом, немного спустя он весьма крепко побил ее и признавался, что после этого жена ухаживала за ним с гораздо большей любовью. В этом занятии он упражнялся затем очень часто и в нашу бытность в Московии сломал ей, наконец, шею и ноги». Так как этот случай пересказывается в книгах авторов из разных стран, которые к тому же были в Москве в разное время, можно высказать предположение, что случай этот имел широкую огласку и передавался из уст в уста, подобно анекдоту.

Поэтому повторяющиеся в описаниях замечания иностранцев о том, что русские женщины не могли жить без побоев, подобно рабам, и считали их доказательством любви, не внушают доверия.

Да и сами иностранцы в этом как-то сомневались. Адам Олеарий пишет по этому поводу: «Чтобы, однако, русские жены в частом битье и бичевании усматривали сердечную любовь, а в отсутствии их нелюбовь и нерасположение мужей к себе, как об этом сообщают некоторые писатели по русской хронике, этого мне не привелось узнать. Да и не могу я себе представить, чтобы они любили то, чего отвращается природа и всякая тварь, и чтобы считали за признак любви то, что является знаком гнева и вражды». Относительно истории с немецким (итальянским) кузнецом Олеарий, подтверждая слова автора исследования, рассуждает: «То, что произошло с этой одной женщиной, не может служить примером для других, и по нраву одной нельзя судить о природе всех остальных». Мол, за одну мазохистку все русские не в ответе.

Даже в XVIII веке ссоры и побои не считались, как и в Западной Европе, достаточным поводом для расторжения брака. В качестве примера можно привести семью Салтыковых, принадлежавших к высшим слоям петербургского общества. В 1723 году супруга обратилась к церковным властям с прошением о разводе, мотивируя это тем, что муж бил ее и морил голодом. Во время одной поездки он избил ее до полусмерти, отобрал все принадлежащие ей вещи и скрылся. Муж показал на допросе, что его жена часто проявляла непослушание и что он никогда не бил ее без причины. Разбирательство длилось несколько лет и закончилось тем, что супруга, которой было отказано в разводе, ушла в монастырь.

В крестьянском семейном быту не было такой ситуации, лучшим выходом из которой не считалось бы женское терпение. Если женщина жаловалась крестьянскому сходу, что муж ее бьет, ей советовали потерпеть.

Мужчин в таких случаях к уголовной ответственности не привлекали, разве только дело доходило до тяжких увечий. Да и женщины, судя по всему, жаловались только в самых крайних случаях. Обычно терпели. Жалели своих горемык, особенно пьяниц. Некоторые даже считали побои за особую разновидность ласки: «Бьет – значит любит». Вот такая любовь. Даже в народных пословицах это отразилось: «Люби жену, как душу, тряси, как грушу». Потому что «жена не горшок, не расшибешь». Тем более битье-то – это не просто битье, а «учение», оно ж на пользу: «Чем больше жену бьешь, тем щи вкуснее».

Просвещение принесло свои плоды: образованные господа перестают бить женщин. Во многих же слоях общества продолжает царить патриархальная простота нравов. Героиня Островского Фетинья Мироновна даже гордится своим богатым житейским опытом: «Почему я умна? Потому я женщина ученая». И с чувством удовлетворения, даже с гордостью рассказывает о своем ученье: «Чем я только не бита! И поленом бита, и об печку бита... только печкой не бита».

В советские времена многие худшие традиции получили свое продолжение. Кому не известны истории из жизни соседей ли, дальних знакомцев о том, как пьяный муж бьет жену! На фоне этих безобразий русский человек смеется над близкими ситуациями из голливудских фильмов, в которых к несчастной женщине срочно несется полиция, нарядная, в цветомузыке. У нас в стране не принято вмешивать блюстителей порядка в свои семейные разборки. О, эта русская душа...

Профессор Даниэль Ранкур-Лаферьер вспоминает чудовищный, по его мнению, случай, свидетелем которому он стал в Ленинграде в семидесятых годах XX века. Мужчина ударил свою спутницу, и этот поступок не вызвал протеста ни у окружающих, ни у самой женщины.

Как тут провести грань между кроткой, смиренной любовью-прощением и бытовой забитостью?

Ведь может случиться и так, как в стихотворении Некрасова:

И в лице твоем, полном движенья —

Полном жизни, покажется вдруг

Выраженье тупого терпенья

И бессмысленный, вечный испуг.

Сегодня у русской женщины терпенья убавляется. А при некоторых монастырях в глубинке открылись особые приюты для жен с детьми, которых бьют мужья. Такие маленькие женские общинки. Не любит наша соотечественница судиться, свои права отстаивать. Она лучше уйдет – вот главный женский ответ на несправедливость. Только где найти убежище?

Источник