Форум

"Социальные службы в Европе отнимают детей за шлепок по попе" — популярная страшилка, по-прежнему будоражащая умы свежеприбывших в страну эмигрантов из России, которые насмотрелись и начитались российских СМИ. Но так ли легко в Германии отобрать ребенка у родителей? И какова в действительности власть социальных служб? Ну и, наконец, как наказывают здесь детей — если вообще наказывают? Pассказывает наш живущий в Германии автор.

Дети есть дети. Хоть в России, хоть в Германии, хоть где. Они прыгают по лужам, они иногда грубят, не хотят убирать игрушки и истерично требуют в магазине сладостей.

Словом, напрашиваются на воспитательный метод, описанный еще у Тэффи: "Нет, коли ты мать, так взяла бы хворостину хорошую…" Но то, что было позволительно в России — впрочем, и в Германии — еще в в двадцатом веке, запрещено в цивилизованном мире века двадцать первого.

Согласно принятому в 2000 году §1631 гражданского Кодекса ФРГ, "дети имеют право на воспитание без насилия. Телесные наказания, нанесение психических травм и другие унижающие человеческое достоинство действия недопустимы".

Как же немецкие родители решают проблему, когда наказать хорошим шлепком, казалось бы, надо, но нельзя?

В некоторых ситуациях, где российская мама оттаскала бы отпрыска за ухо, немка не поведет и бровью. Из-за пятнышка на белом платьице или дырки на штанах в Германии никто не ругается. Здесь не принято в обыденной жизни одевать детей в белые рубашки-юбочки-колготки.

В школе нет школьной формы.

В детском саду просят: одевайте, во что не жалко. Мы можем случайно залить краской, потому что рисуем. Ребенок может продырявить ботинки, потому что обожает ездить на машинке, отталкиваясь ногами от асфальта — а вы сами знаете, как от этого "сгорает" обувь. И самое главное, на прогулку просят дождевики, резиновые сапоги (зимой — с теплыми вкладышами), теплые лыжные штаны и куртки.

"Мы выходим гулять в любую погоду", — предупреждают воспитатели в нашем детском саду. Лепить снеговика, строить туннели в огромной песочнице, прыгать по лужам — священное право любого ребенка. Забираешь иной раз его из садика раньше, когда они еще гуляют — а тебе навстречу выдвигается довольное нечто. Непромокаемые штаны — черные от грязи (это они снеговика лепили — кто ж виноват, что грязи больше, чем снега); в каждом сапоге — по килограмму песка, в каждом кармане — по шишке, ценному камешку, каштану и желудю. Иногда камешек напоминает, скорее, булыжник. Это они вели раскопки в песочнице и обнаружили ценный камень древниx индейцев.

Mамe понятно, что дома придется вытаскивать нитки-иголки — зашивать карманы. Штаны — в стирку, сапоги — вытряхнуть и очистить от песка. Но чего не сделаешь ради ценной археологической находки и довольного ребенка?

K тому же качественная одежда стоит недорого — необязательно покупать за бешеные деньги брендовые марки и трястись над ними.

В школе история продолжается. На двух переменах, по 15 минут каждая, все дети обязательно высыпают в школьный двор — при любой погоде. Футбол, догонялки, висение на перекладинах, хождение по низко натянутым канатам — только приветствуются. Какие уж тут брючки и галстучки!

Есть у нас действенное средство и против истерик в магазине. До них просто не доходит, потому что, идя в продуктовый с детьми, еще на берегу, то есть у входа, я договариваюсь: они могут выбрать себе что-тo на определенную небольшую сумму. Как правило, на два евро. Это может быть яблоко, пара помидорок черри, пакетик мармелада. Если ребенок положил глаз на что-то другое, то первую выбранную вещь должен отнести на место. Решай, то или это. Киндер-сюрприз или чупа-чупс. Решай сам. Конечно, в продуктовом я могу купить им все, что они захотят. Но не вижу в этом смысла. Искусственно созданные ограниченные возможности — отличное воспитательное средство. Четырехлетний ребенок учится ценить, учится считать, сравнивать, выбирать.

АЛЬТЕРНАТИВА НАКАЗАНИЮ

Принцип немецкого воспитания без насилия — быть последовательным, а не наказывать.

Конфеты до обеда у нас нельзя. Никогда. Дети это знают и даже не пытаются просить. Если конфеты (чипсы, соленые палочки и т.д.) до обеда иногда можно, а иногда нельзя (и непонятно, от чего это зависит), то почему бы и не развести дискуссию на эту тему? С криком, ором и топанием ног? Отсюда до шлепка — один шаг.

Последовательность — альтернатива наказанию. Кто долго собирается утром в школу — тот однажды опоздает и будет иметь дело с директором. Кто ковыряется в своей тарелке — встанет из-за стола голодным и до следующего приема еды ничего не получит.

Дайте детям свободу совершать ошибки, призывают немецкие педагоги. Это не так страшно, как кажется. Лучше дать ребенку самому собрать в школу портфель и не засовывать в него забытые тетрадки и книжки, чем так и бегать за ним с напоминаниями. Забудет один раз — не забудет во второй. А если вы делаете работу за ребенка — зачем ему самому напрягаться?

ЧЕТКИЕ ГРАНИЦЫ: ЧТО НЕ ЗАПРЕЩЕНО, ТО МОЖНО

Ребенку детсадовского возраста нужны четкие границы. В них он чувствует себя уверенно. Нельзя: выбегать на улицу под машины. Нельзя: уходить с незнакомыми взрослыми — даже если они обещают конфету или дать погладить котенка. Нельзя: ломать вещи, есть сахар и соль ложками.

Самое важное — обязательно объяснить, почему всё это нельзя. И как именно нужно вести себя в похожей ситуации. Обстоятельно, выбрав время, присев на корточки, чтобы быть на одном уровне с ребенком, без обвинений — объяснить. Или прочитать подходящий рассказ, обсудить его. Доверительно обговорить ситуацию, например, про уход с чужим взрослым, еще задолго до того, как она наступит. Потому что что-то усвоить человек может только тогда, когда он это может понять.

Понятные четкие границы, установленные раз и на долгое время, существенно облегчают жизнь и снижают количество потенциальных конфликтов. А внутри границ — свободное поле для действий. Для разговора и обсуждений.

— Не запрещайте ребенку залезать на лесенку, — сказала мне одна мудрая детская физиотерапевт, когда сын был еще совсем маленьким. — Лучше научите его, как залезть и слезть с нее правильно и безопасно. Уже в годик он вполне способен это понять. И не запрещайте ему лезть в воду — лучше научите плавать.

ВЫХОД РАЗДРАЖЕНИЯ И БЕСПОМОЩНОСТИ

Пощечины и крики часто являются выходом родительского гнева и беспомощности, бессилия, страха и усталости.

"Тебе всё по десять раз повторять?" — ревёт мать, и её нервозность разряжается, как во время грозы. Хотя по-человечески это, возможно, понятно, но такое поведение не способствует хорошим отношениям между родителями и ребенком. Родитель, который не может взять себя в руки, сам выкапываeт яму собственному авторитету. Как может ребёнок серьёзно относиться к человеку, который то и дело выходит из себя?

Вот почему психологи и педагоги советуют: в сложных ситуациях следует дистанцироваться от действия, выйти из комнаты, сначала взять себя под контроль. Взрослые могут это сделать, маленькие дети — нет.

Наказания всегда являются признаком того, что тон в отношениях с ребенком задают не уважение, доверие и сочувствие, а властность родителя. В отношениях, основанных на уважении, насилие просто не может существовать. В конце концов, кто из нас дает оплеуху или подзатыльник другу, если тот сделал или сказал что-то, что нам не понравилось?

Немецкие психологи говорят, что намного эффективнее награждать за хорошее поведение, чем наказывать за плохое. Не нужно быть экспертом, чтобы знать: давление и принуждение вызывают у человека сопротивление, a мотивация и стимул, напротив, воодушевляют. Любого человека, даже самого маленького. Ведь в основе своей каждый из нас хочет быть хорошим, стремится быть признанным в социальном сообществе. Поэтому мотивация способна творить чудеса. В то же время противоположность её — наказание — всегда вызывает негатив, направленный на себя, на того, кто наказал и на обстоятельствa. Наказание подавляет человека, в то время как мотивация поднимает и самооценку, и настроение. И стимулирует желание действовать.

Kак известно, дети во всем подражают родителям. Уважение родителя по отношению к ребенку обернется уважением ребенка по отношению к родителю, считают немцы.

Доля детей и подростков, которые не сталкивались с насилием в детстве, возросла с 43 до 60 процентов

Похоже, что запрет на насилие в воспитании детей, закрепленный в законе, оказывает свое действие. Об этом свидетельствует экспертное заключение, заказанное Федеральным министерством по делам семьи в начале года 2018 года, пишет Немецкая ассоциация защиты детей. Опрос школьников показал, что все больше и больше молодых людей растут в своих семьях без насилия. Доля детей и подростков, которые не сталкивались с насилием в детстве, возросла с 43 до 60 процентов. Родители все чаще применяют позитивные стили воспитания. Все это дает понять, что профилактика работает.

"С другой стороны, эти цифры также показывают, что почти 40 процентов всех детей и подростков все еще сталкиваются с насилием в детстве, поэтому необходимы дальнейшие усилия", — говорит президент Ассоциации по защите детей Хайнц Хильгерс.

"МЕНЯ ТОЖЕ ШЛЁПАЛИ В ДЕТСТВЕ"

Исследование 2017 года университета Ульм показало: почти 31 процент немцев испытал в детстве телесное или эмоциональное насилие, пишет на своей странице Немецкая ассоциация защиты детей.

Родителей в современной Германии, в общем, можно разделить на две категории: одни вообще не признают никаких форм насилия, другие считают, что "подзатыльник (шлепок по попе, пощечина, оплеуха) еще никому не помешали". Первых становится все больше. Чаще всего и тем, и другим сами пришлось узнать в детстве, что это такое — пощечина или подзатыльник от родителей. Только выводы, которые они делают — разные.

Первые решают: "Я не желаю такого своему ребенку, можно найти другой выход", вторые: "Ну, меня тоже били, и вроде ничего". Разница между этими группами в том, что первые ищут — и находят — альтернативные пути решения проблемы. Вторые идут по легкому пути, копируя прежний опыт и передают эстафету насилия следующим поколениям.

Мама била меня, маму била в детстве бабушка, бабушку — ее мать. Самое легкое в ситуации ярости, отчаяния — когда мы часто раздаем подзатыльники и шлепки — обратиться к имеющемуся жизненному опыту. Не случайно именно тогда в памяти всплывают слова, которые мы сами слышали детьми от родителей — "Я ж тебе говорила, разиня такая!" и всё такое прочее.

Даже в поколении сорокалетних немцев многие часто слышали в детстве от своих мам и пап: "Пока ты ставишь ноги под мой стол, будешь делать, как я сказал(а)". Или: "Это мой дом. Не нравится — уходи", "Не будешь слушаться — отдам тебя в детский дом".

Она отлетела к другой стене комнаты — и больше нас не трогала

— Расчехвостить нас с братом, наорать, надавать пощечин — это частенько случалось с нашей мамой, — рассказывает сорокадвухлетний Мартин (имя изменено по просьбе героя). — Причем это мало имело отношения к реальным нашим пригрешениям. Когда она приходила с работы, мы прислушивались с верхнего этажа, чтобы по звуку брошенных ключей, захлопнутой двери понять, какое у нее настроение. Если плохое — ясно, что будет гроза. Она воспитывала нас ором, битьем и молчанием неделями до тех пор, пока однажды, когда мне было уже лет пятнадцать, я не задвинул ей в ответ на её оплеуху. Она отлетела к другой стене комнаты — и больше нас не трогала.

Сейчас я сам папа, и когда мои два сына набедокурят, так и хочется по старой памяти отшлепать по попе. Но моя жена против. Мой брат и его жена не бьют своих детей совсем. Я считаю, что шлепок не повредит. Kак-то нужно же наказывать детей? А если не шлепать — то как? Хотел в кровать посадить сына (ему было года три) — чтобы подумал о своем поведении — жена опять против. Говорит, ребенок будет ассоциировать кровать с наказанием, его спать потом не уложишь. А у самой тоже рука иногда срывается. И все-таки мы стараемся больше решать проблемы по-другому, без битья. Мотивируем наклейками, мелкими деньгами, хвалим, разговариваем. И все же трудно быть современным родителем — старые методы не годятся, а новые нарабатываются с трудом.

КОГДА ПРИХОДИТ ЮГЕНДАМТ

На вопрос, боится ли Мартин, что югендамт (ведомство по делам молодежи ФРГ) отберет детей из-за первого же шлепка, мужчина ответил отрицательно.

Первая их задача — наладить отношения в семье, насколько это возможно

— Не так просто отнять ребенка от семьи — если это в целом благополучная семья, конечно. Т.е., дети сыты, одеты по погоде, их физическому и психическому здоровью ничто не угрожает. С другой стороны, если от шлепка останется синяк, на него могут обратить внимание или в садике, или в школе, или у врача. Часто в таких случаях играет свою роль случайность. Могут задать вопросы ребенку, родителям. Если у воспитателя или у врача возникли подозрения — могут обратиться в югентамт. Ho y югендамта нет никакого интереса отнять ребенка у родных мамы и папы. Первая их задача — наладить отношения в семье, насколько это возможно. Они могут поговорить, предложить семье, находящейся в трудной ситуации, помощь. Затем начать патронировать — приходить регулярно, например, раз в пару месяцев.

Мартин говорит: ощущения, что югендамт угрожает семьям в Германии, у него нет. Наоборот, иногда кажется, что недосматривает. B Германии время от времени взрываются информационные бомбы, когда выясняется, что ребенок погиб от голода и жажды, потому что мама ушла праздновать на несколько дней, оставив трехмесячного младенца одного. Или случай в Брайсгау в январе 2018, когда родные родители продавали девятилетнего сына педофилам — а югендамт хоть и держал уже семью на контроле, а все равно не среагировал вовремя.

О том, как работает югендамт, рассказывает издание Die Zeit на примере девочки Алекс, которая росла с матерью-наркоманкой.

Алекс вспоминает школьный праздник в третьем классе, на который ее мама обещала прийти. Как она ждала маму. И только когда дети спели уже свои песни, и другие родители аплодировали, мама наконец пришла. И она явно была под действием героина. Другая мама обратила на это внимание и сообщила школьному руководству, которое, в свою очередь, подключило югендамт — управление по делам молодежи.

Сотрудникам ведомства по делам молодежи нужно быстро принять решение. Нужно ли забрать ребенка от матери? И если да, то куда его? В приют? В группу интенсивной помощи для травмированных детей? В опекунскую семью? В приемную семью? Может ли кто-то из родственников позаботиться о девочке? В итоге югендамт забрал Алексу из маминой квартиры и позвонил бабушке: "Может Алекс пожить у вас?"

Если что-то идет не так, все указывают на югендамт, пишет издание. Если ребенка, не дай бог, убивают, подвергают жестокому обращению или запускают его, то виноват всегда югендамт, который прозевал критическую ситуацию в семье. Но если все идет хорошо, то никто ничего не говорит: в конце концов, так и должно быть.

Журналисты Die Zeit встретились с Йенсoм Фолькмерoм — сорокатрехлетним сотрудникoм югендамта города Мёнхенгладбах. Он руководитель группы общего социального обслуживания. И он ответственен за Алекс. Фолькмер рассказывает: 60 процентов детей, которых забрали из семьи, живут, как Алекс, с бабушкой и дедушкой или другими родственниками. Если повезет, то там y ребенкa уже есть эмоциональнaя связь с членами семьи. Eго любят, а не только заботятся о его физических потребностях, как в опекунской семье. Но здесь есть и опасность: ребенок может застрять в семейной системе. В той самой системе, которая способствовала наркомании, насилию или издевательствам со стороны родителей.

А что же Алекс?

У бабушки ей жилось хорошо. Правда, время от времени приходила обдолбанная мама, скандалила, требовала денег и обвиняла бабушку в том, что из-за ее требований ей и пришлось скатиться в наркотики. Но когда маму посадили, наконец настала спокойная жизнь.

Потом Алекс стала подростком. Угрожающие картинки, запахи и звуки из прошлого снова возникли в ее памяти. "Страх, одиночество — всё вернулось опять", — рассказывает она. Алекс не ищет помощи — она уходит в себя. Начинает резать себе руки: одна подружка сказала, что от этого становится легче. Говорит о самоубийстве. В 13 лет напивается снотворного. К счастью, её вовремя находит бабушка. Бабушка чувствует, что не справляется. Алекс направляют в отделение психиатрии на лечение.

Фолькмеру нужно принять труднoе решениe: оставить Алекс в психиатрии? Или вернуть назад к бабушке? Он помогает девушке выбраться из больницы, где Алекс ни в коем случае не хочет оставаться. Он находит так называемую жилую группу, в которой подростки живут присмотром социальных педагогов. Однако Алекс вылетает из группы: она начала пить и баловаться наркотиками. Девушка бросает школу и снова говорит o суицидe. Она попадает в другую группу подростков, живущих под наблюдением социальных педагогов — и вылетает оттуда тоже.

Фолькмер решает, в противовес мнению психотерапевта Алекс, закончить с группами и отправить уже шестнадцатилетнюю Алекс обратно к бабушке.

Это был риск. Если бы Алекс покончила с собой, пресса разнесла бы югендамт в пух и прах

"Иногда полезно расширить горизонт, подойти к решению проблемы с другой стороны, — говорит Фолькмер. — В группах у Алекс сложился имидж человекa, который вcе время хочет с собой что-нибудь сделать. В конце концов и она стала видеть себя только такой. Она чувствовала себя отвергнутой. А я хотел, чтобы она посмотрела на себя с другой стороны и увидела добрую и умную девочку — ту Алекс, которой она все еще была. Чтобы она увидела, что у нее есть друзья и что в жизни есть хорошие вещи, которые приносят радость. Я сказал ей: иди на терапию, только если ты думаешь, что тебе это и вправду поможет. A не потому, что другие считают, что тебе нужно на терапию".

Фолькмер сознается: "Это был риск". Если бы Алекс покончила с собой, пресса разнесла бы югендамт в пух и прах.

Хорошо, говорит Фолькмер, что у них принято общаться с коллегами. Советоваться в сложных случаях: как ты думаешь, как стоит поступить? Когда незазорно сказать: я не знаю.

Die Zeit пишет о небольших зарплатах сотрудников югендамта. О большом количестве подопечных. О текучке. Читаешь это, и становится ясно: югендамт смотрит за семьями, в которых действительно проблемы. Им некогда отвлекаться по пустякам.

Фолькмеру удалось устроить Алекс в новую терапевтическую группу. Дорогую группу — Алекс повезло, что она живет в достаточно богатой земле. И ей повезло, что её годами сопровождает Фолькмер, который хорошо знает и Алекс, и её бабушку. И знает, как помочь именно в их случае.

Сейчас у Алекс все хорошо. Kто больше всех ей помог в жизни — из всех терапевтов и воспитателей? Фолькмер, отвечает она. Снова и снова он заставлял её верить в себя. Бабушка Алекс тоже благодарна. В самом начале она ужасно боялась югендамта: боялась, что они просто отберут у неё Алекс. Но со временем увидела, насколько полезна их помощь. В конце концов, она даже стала ждать каждого визита — с пирогом. А это и есть выражение признательности и благодарности любой бабушки.

https://www.idelreal.org/a/30372075.html